Освальд, сидя в подушках, тоже подскребал что-то из объемистой миски. Рядом с ним на краю постели примостился поваренок Тилли, не сводя влюбленных глаз со своего новоявленного кумира. Взглянув на это святое семейство, я понял, что Томаш собрал его для Освальда: приятная компания, конечно же, должна была улучшить и аппетит, и настроение, и состояние больного.
— Ну, что, честные господа, — сказал я с улыбкой, — примите меня в свой отряд? Я не ужинал и, честно говоря, пришел пригласить всех вас к себе. Но я вижу, что вы неплохо устроились, и лучше уж я сяду за ваш стол, чем все вы пойдете ко мне.
Сотрапезники весело зашумели и сдвинулись на лавке, освобождая для меня место возле Томаша. Я сел и велел Тилли принести всем кувшин вина, а мне что-нибудь из съестного. Пока Тилли бегал на кухню, разговор не клеился. Мальчики смущенно молчали, а разговаривать о чем-то своем с Томашем было неловко.
Первая же кружка вина всем развязала языки. Даже Тилли попытался раз-другой сказать что-то. Однако чувствовалось, что мальчики ждут чего-то другого. Наконец Освальд сказал:
— Господин маршал, видит Бог, ребята просто мелют языками для того, чтобы убить время, а если сказать правду, то каждый уже досмерти заждался, когда вы расскажете о походе императора Зигмунда в турецкие земли.
— А почему именно об этом походе?
— А вы участвовали и в других?
— Я странствовал и воевал тридцать три года.
Ребята смотрели на меня, вытаращив глаза.
— Тридцать три года! — воскликнул Тилли. — Вот это да! — И добавил почти шепотом: — Тогда расскажите нам самое-самое интересное.
— Не знаю даже с чего и начать. Видел я много чудесного. Ну вот, например, в греческом городе Салоники видел я миро>{35}, текущее из гробницы святого Дмитрия, а в церкви, где он покоится, одна из колонн всегда как бы отпотевает и сколько бы ее не вытирали, влага не исчезает. В этой же церкви есть сухой колодец, который только один раз в году — в день именин святого Дмитрия — сам по себе наполняется водой.
В городе Ангоре, который турки называют также Энгюри и Анкара, в одной из армянских церквей я видел крест, сверкающий днем и ночью. Язычники хотели украсть его, но у каждого, кто к этому кресту прикоснулся, тут же отнялись руки. Но, пожалуй, самое чудесное довелось мне видеть в монастыре святой Екатерины на Синае. Монахи говорили мне, что их обители больше тысячи лет и что именно у них были нарисованы первые иконы Спасителя и Божьей матери. Монастырь построен на горе, на том месте, где Бог явился пророку Моисею в горящей купине.
— А что такое «купина»? — перебив меня, спросил Тилли.