Затем он велел отворить ворота, отправился верхом с небольшой свитой к месту побоища и видел, что морские змеи принуждены были оставить оное лесным.
Когда же он на следующий день приехал снова на поле битвы, чтобы узнать, чем кончилось дело, он там нашел одних мертвых змей. Велел их собрать и счесть, оказалось их восемь тысяч, которые по его приказанию были брошены в приготовленную для этого яму и покрыты землею.
Баязиду же он послал донесение о совершившемся чуде. Баязид этим весьма обрадовался, ибо лесные змеи одержали верх, а он видел в этом знак, что сам как могущественный владетель прибрежного края должен был также с Божию помощью сделаться обладателем моря».
Я подумал, что нелишне будет рассказать немного и о событиях, связанных с городом Самсун, после того, как мы ушли оттуда.
«Город Самсун состоит собственно из двух частей, лежащих одна от другой на расстоянии выстрела из лука. Одна из этих частей, принадлежащая итальянцам из Генуи, была населена христианами. В другой обитают язычники, которым принадлежит весь край. Владетелем края и города был некто Шишман, сын прежнего герцога Болгарии, коего столица был город Тырново и которому принадлежали до трехсот городов и замков. Болгария до ее завоевания Баязидом имела еще две столицы — Видин и Калиакру на Черном море. В свое время она была разделена царем Александром между тремя его сыновьями — Срацимиром, Асаном и Шишманом. Баязид овладел этой страною и пленил сына с отцом. Последний скончался в плену, а сын, для спасения жизни, принял ислам и по завоевании Джаники, получил от него этот край вместе с Самсуном».
Я кончил писать и сидел, бездумно уставившись в одну точку. Воскрешенные мною видения все еще витали передо мной. Но на смену им живая жизнь все решительнее заявляла о себе. Я вдыхал запахи знойного июльского полдня — густой влажный аромат скошенной травы, терпкий дух коровника и конюшен, сухой горячий запах железа и камня, текущий с крыш и стен Фобурга.
И вдруг ко всему этому примешался отчетливый и острый, щекочущий нос аромат жареной птицы.
«Дверь в поварню тоже открыта, — подумал я. — Экая жара! А Ханс, видать, готовит гусятину».
От этой мысли мне захотелось есть, и я выглянул из окна. Прямо посередине двора сидел на корточках Ханс. Перед ним стояла только что сооруженная жаровня: два камня, покрытые медной решеткой, а рядом валялся большой серый гусь.
Я слегка удивился — обычно Ханс все таинства приготовления еды совершал на кухне, а здесь почему-то решил жарить гуся на свежем воздухе.
Кухмистер кликнул Тилли и, когда поваренок возник в дверях кухни, велел ему тащить побольше горячих углей.