— Мне никогда не нравился Алан. Я долго себя уговаривала, будто причина в том, что он не мой отец. Потому что, хотя у меня не было воспоминаний о родном отце, я всегда знала, что это не Алан. И мама тоже никогда не пыталась сделать его моим отцом. Он всегда был Аланом. Это длилось несколько лет, пока я не осознала, что действительно беспокоит меня. То, как он смотрел на меня и дотрагивался до меня. Его пальцы всегда слишком долго оставались на моей коже. Его поцелуи были слишком интенсивными. И слишком жаждущими были его взгляды. Но тогда я еще была маленькой, чтобы понимать все это.
На самом деле я не понимала этого и сейчас. Как можно было быть таким? Главной причиной изучения психологии для меня всегда была возможность помочь молодым людям перенести подобное. И мое желание постичь Алана и таких людей, как он.
— Я всегда неважно себя чувствовала в присутствии Алана, — продолжила я. — Но была готова притерпеться к этому. Было очевидно, что он любит мою маму и Нору, а они его. Я не хотела разрушать это счастье. Со временем стало хуже. Все чаще он стал делать непристойные замечания, когда никто не слышал. А мнимо случайные прикосновения становились более долгими. Я не решалась говорить с кем-нибудь об этом. Все-таки он был взрослым, а я ребенком. Я боялась, что, может быть, это со мной что-то не так. Я молчала, вместо того чтобы говорить, и все больше уединялась. Несколько лет это оставалось между мной и Аланом… безобидным. — Это было неправильное слово для того, что я действительно хотела сказать, но мне не пришло на ум лучшее. — Незадолго до моего двенадцатого дня рождения мамы не было дома, а Норе первый раз разрешили ночевать у подруги. Мы были одни, и он пришел в мою комнату.
Лука резко вздохнул. Это был единственный звук, который он издал за время моего рассказа. Он не хотел прерывать меня. Но я могла предположить, как тяжело было для него все это слушать. Если бы наши роли поменялись, меня бы это сводило с ума.
Я спустила ноги с кресла и отказалась от своего щита. Мои ступни прикоснулись к коленям Луки. Этот жест был едва заметным, но он чуть расслабился и снова положил руки мне на щиколотки. В этот раз я не отпрянула.
— Он был выпивший, — рассказывала я дальше. Это была самая плохая часть, но, раз начав, я не могла остановиться. — Но не настолько, чтобы не знать, что делает. Он хотел, чтобы я дотронулась до него. Я отказывалась. Он меня схватил. Я начала кричать и плакать. Но там никого не было, никто не мог меня услышать. У меня не было шанса. Я имею в виду, мне было всего одиннадцать, а ты видел, какой он большой и сильный. — Я беспомощно жестикулировала в направлении входной двери, как будто Алан все еще стоял там. — После этой ночи он приходил ко мне много раз. Первые разы он еще был выпившим, но в какой-то момент перестал нуждаться в алкоголе. Психологический барьер постепенно рухнул. Он находил все новые причины, чтобы оправдать себя, и невероятно талантливо заставлял меня думать, что я всего этого заслуживаю. Иногда я позволяла себя убедить, и это происходило просто. Иногда я оборонялась. После этих ночей мне часто приходилось прогуливать уроки физкультуры, чтобы никто не увидел мои синяки.