Никто не отважился возразить Апрель, и, после того как все собрались на кухне, мы сели кругом на полу. Апрель и Грейс сидели справа и слева от меня. Аарон организовал шесть стаканов шот, текилу и пустую бутылку из-под кока-колы, которую положил в середине. Я заставила себя смотреть на нее, чтобы не обращать внимания на Луку, который сидел напротив меня. Его взгляд постоянно останавливался на мне.
— Правила игры простые, — объяснил Аарон. — Вы должны выбрать между правдой и выпивкой. Если вы решитесь на выпивку, есть текила; если выбираете правду, надо вращать бутылку, и человек, на которого покажет горлышко, может задать вам вопрос. Передумать тогда уже нельзя. Победит тот, кто в конце будет самый трезвый.
— Следовательно, я, — ухмыльнулась уверенная в победе Апрель.
Я наоборот уже внутренне готовилась к тому, чтобы выйти из игры после второго или третьего раунда. Делать ставку на правду было для меня слишком рискованно: я знала, какого типа вопросы ставились в такой игре. Текила, напротив, помогла бы мне сохранить равнодушие, которое я ощущала после третьего бокала шампанского.
— Кто начинает? — спросил Гэвин и поправил свою неизменную шапку.
— Всегда тот, кто спрашивает, — сказал Лука. Краем глаза я видела, как он гладил рукой спину Грейс.
Я ненавидела — ненавидела — эту близость между ними. Она очень напоминала то, что было с Лукой у меня. Большинство женщин были для него игрушкой. Я сама была свидетелем того, как он с ними обращался. Грубый, быстрый секс и расставание из страха, что они причинят ему страдания. Он никогда не старался лучше познакомиться с ними, не представлял их друзьям и даже Апрель. Лишь со мной все изменилось, и я спрашивала себя, помогла ли я Луке преодолеть этот страх, так же, как он помог мне с моим? И хотя это была неплохая мысль, она не смягчила боль. Представлять, как Лука спал с другой женщиной, было отвратительно. Но смотреть, как он не только использует другую для того, чтобы расслабиться, но и заботится о ней, пускает ее в свою жизнь, было гораздо хуже. У меня так сдавило грудь, что каждый вдох доставлял боль, как будто осколки разбитого сердца впились прямо в легкие. Было больно. Очень больно.
— Я начну, — объявила я сдавленным голосом, прежде чем Гэвин принял решение, и посмотрела на Аарона. — Текила.
— Окееей, — протянул он с нервным смехом, но налил стакан и подвинул его ко мне.