- Лежи-лежи, там еще один паровой котел, может рвануть, - одними губами сказала голова.
Поднаторевший в ежедневном чтении артикуляции, Толстиков без труда понял предупреждение и посильнее прижался к строительному мусору, однако взгляда от головы не отвел. Из истории он знал, что отрубленные головы еще некоторое время моргают и пытаются говорить, но чтобы так долго, он не мог себе представить. А голова тем временем продолжала шевелить губами:
- Когда взорвалось, я в цеху стоял у окна. Вот мне башку и оторвало. Тело осталось там, под стеной.
- Сочувствую, - растерянно ответил Сергей Павлович и сам не услышал своего голоса.
- Жаль умирать в такой прекрасный летний день, но, видно, судьба, прочитал Толстиков по губам и вынужден был согласиться:
- Жаль.
Голова была права. День был отменным, какие нечасто случаются даже летом, и внезапно Сергей Павлович со всей остротой подумал, что действительно умирать лучше в один из подлых ноябрьских дней, на краю ойкумены, всеми забытым и нищим, исчерпав до дна жизненные силы и земные желания.
- Послушай, друг, - так же безмолвно обратилась к нему голова.
- У тебя есть бумага и ручка?
- Есть, - стараясь не смотреть на рваные ошметки шеи, ответил Толстиков и подтянул к себе портфель.
- Напиши моей жене письмо, - попросила голова. - Понимаешь, она совсем слепая, осталась одна. Я хочу кое в чем ей признаться.
- Конечно, - торопливо согласился Сергей Павлович. Понимая, что времени у них нет, он быстро достал из портфеля чистый лист, авторучку и приготовился писать. - Говори, - поудобнее устроившись на животе, сказал Толстиков, и несчастный принялся диктовать:
- Дорогая моя Надежда Андреевна, - прикрыв глаза, одними губами произнесла голова. - Не удивляйся, что почерк не мой, у меня не стало рук...
- Она же слепая, - дописав фразу, вспомнил Сергей Павлович.
- Ах, да, - поморщившись, сказала голова. - Тогда вычеркни про почерк. Пиши дальше. Прости, что не сумел уберечься и оставляю тебя одну в этом жестоком мире, в котором трудно выжить даже зрячему. Понимаю, как тебе будет трудно, и скорблю, пока в состоянии это делать. Написал?
- Да, порядок, - от усердия высунув кончик языка, ответил Толстиков. Ему все время приходилось следить за движением губ и потом писать. И голова терпеливо ждала, когда он закончит, чтобы продолжить диктовать.
- Тогда давай дальше. Милая Надюша, не знаю, успею ли завершить письмо до конца, поэтому начну с главного, с того, что хоть как-то облегчит твою многострадальную жизнь. У меня есть небольшие сбережения, которые я храню дома. После того, как один за другим закрылись несколько банков... суки. "Суки"