— А ты?
Он, кажется, принялся вытряхивать пыль с головы и плеч. В темноте ничего не было видно, но в пятнышке лучей от догорающего в коридоре разлитого масла я обнаружила тень от корзины в его руке.
— Самое ценное удалось спасти, — сказал он. — Мятные пластинки на завтрак, обед, ужин — так себе рацион. Хочешь?
Я моргнула. Дикий ужас распался на пиксели, несмотря на то, что дыхание никак восстановить не удавалось.
— У тебя есть время подумать, — сказал Роберт. Мягко отстранил меня и выглянул на искорёженный будто после землетрясения тоннель. — Интересно, через сколько времени эта занимательная механика вернёт всё в нормальное положение?
— Почему ты думаешь, что вернёт? — мой голос дрожал.
— Как минимум, двоим уже проломило голову. Но мы вошли не в катакомбы, а в пыльный тоннель. Значит, будет обратный отсчёт.
— И правда.
Масло на плитах погасло, мы остались в полной темноте. Из невидимого колодца возле нас потянуло сквозняком. Роберт завозился, щёлкнул чем-то. К моему удивлению, в его руке зажёгся светодиодный фонарь. Роберт поднял на меня глаза с тем видом, будто просто вкрутил обратно пробки в саду на даче.
— Магия, — заявил он удовлетворённо.
В это мгновение благодаря его юмору показалось, что всё в порядке, а мои ощущения — лишь сдавшие окончательно нервы. Лембит посветил по стенам крошечного пятачка, на котором мы стояли, провёл лучом по гладко отшлифованному потолку, затем вниз, в колодец. Это была лестница. Довольно крутая, без перил, но с тщательно выложенными блоками-ступенями.
Голова моя закружилась, и опираясь на стену, я медленно опустилась на пол.
— Тебе плохо? — Роберт склонился надо мной.
— Просто… надо посидеть.
Он быстро стянул с себя поло, протянул мне.
— Тогда на этом. Камни холодные.
— Спасибо. Дашь мне минутку?
— Сколько угодно.
Я прикрыла глаза. Услышала, что Роберт разместился рядом. Представилось, что он сидит, присогнув колени, перехватив одной рукой запястье другой. Приоткрыла веки: он так и сидел на самом деле. «Третий глаз», говорите? — с холодком по спине усмехнулась я, обращаясь неизвестно к кому. Хотелось быть безапелляционно скептичной и приземлённой, как Лембит. Но по телу волнами накатывала дрожь и почему-то вспомнился папа: он тоже говорил об «умении видеть» как о возможности, доступной только продвинутым, танцующим дервишам, шейхам в пустыне, Хайяму. А ведь он сам ничем не обладал, был обычным романтиком, мечтателем с задумчивой улыбкой, который не вынес жизни без любви…
Дыхание Роберта рядом успокаивало, не позволяло захлебнуться в эмоциях. Я выдохнула и посмотрела на него с благодарностью.