— Вы правда считаете, что он был Эхнатоном в прошлой жизни, а я Нефертити? — выпалила я, чувствуя напряжение каждой клеточкой.
— Разве для тебя это имеет значение? — повела бровью мадам Беттарид.
— Но ведь это вы ему сказали о реинкарнации, не так ли?
— Полагаю, это личное. Хотя если он тебе сказал…
— Сказал. Как это можно увидеть? Прошлые жизни! Как узнать?! — спросила я, волнуясь и понимая, что звучит это абсурдно. Верить другим рассказам про себя я не готова, но если кто-то может увидеть прошлые жизни по-настоящему, почему я не могу?
— Хочешь знать всё сама? — уточнила мадам Беттарид.
— Да! Я хочу увидеть, выяснить на самом деле! Как это возможно? — проговорила я, перекрикивая музыку.
— Если есть намерение, возможна и реализация, — сказала мадам.
Она протянула мне бокал с шампанским прямо под нос. Я взяла. Она приложила палец к губам, коснулась моего запястья и с таинственной улыбкой ушла к гостям. Я глотнула игристого напитка.
Как я устала ничего не понимать!
«I'm your conqueror[15]» — любовно и торжественно пел Финн.
«Je suis ta conquérante» — со страстью отвечала ему Мирен.
«А Эхнатон не так хорош»… — отозвалось в моей груди, и я выпила залпом шампанского из тонкого бокала. Странный у него вкус…
⁂
Туман навалился на меня внезапно и сразу и сузил до размера овчинки всё, что происходило вокруг: выступления Финна, танцоров, толстого Фёдора со взглядом из засады, общее движение танца, вдруг показавшегося ритуальным, официантов с подносами. Из динамиков электронные ударные проносились вокруг меня, как раскаты грома, впивались в сердце и мчались прочь. Ритм музыки становился мучительным, блеск разноцветных огней невыносимым. Звучали голоса, имена, лица. Меня будто передавали из рук в руки, или так на самом деле и было. Комплименты, взгляды, французская, русская и английская речь мешались в шампанском в бокале, отовсюду доносилось эхом «Нефертити», «двойник».
Знаменитый бюст из Берлинского музея на большом экране показали во всех ракурсах. Он обрёл 3-D объём и превратился в меня. Я оказалась на сцене. Вау-восторги, рука Финна на моих плечах и торжествующая надо всеми улыбка мадам Беттарид.
Затем свет погас, и на большом экране — там, где висела картина, ожила заброшенная церковь и съёмки сегодняшнего дня. Голоса и звуки стали невыносимыми, во рту разлилась горечь. Отснятый отрывок продолжался, и вибрация звука была настолько нестерпимой, что хотелось от неё закрыться.
Взгляд выловил танцоров, внезапно переодетых в египтян, Ромео в образе Тутанхамона. Я моргнула, блики расплывались в цветном тумане. Голова закружилась сильнее. Меня, наконец, отпустили со сцены, кто-то поддержал под локоть. А Финн остался с новой песней, и внимание гостей переключилось на него.