– У них сейчас полно других проблем, – я вытаскиваю из кармана штанов жвачку, разделяю ее на две части и протягиваю Эмме одну половину. – Держи, Глазастик.
– Если под другими проблемами ты подразумеваешь, что я медленно умираю, я тебе врежу. Ты не можешь использовать такую отговорку, чтобы упустить свою мечту. Понял? – она забирает у меня жевательную резинку, хватает ее и засовывает между зубами. Некоторое время мы молча жуем.
– Я не поеду.
– Но ты хочешь, – Эмма берет меня за руку. – И ты не останешься здесь из-за меня.
– Что ты собираешься с этим делать? – я, конечно, не уйду от нее. – Я все еще сильнее, чем ты, – и всегда буду. Не только потому, что я ее старший брат, но и потому, что силы Эммы продолжают покидать ее с каждым днем.
– С чем Эмма должна что-то сделать? – спрашивает мама, заходя в комнату и прогоняя меня с кровати сестры.
Я предупреждающе смотрю на Эмму, но она только широко ухмыляется и рассказывает маме о том, что я успешно скрывал в течение нескольких недель.
– Эштон получил возможность стажировки в Summit Entertainment в Лос-Анджелесе.
– Звучит увлекательно, – мама смотрит на меня, но в ее взгляде нет никакой радости от этой уникальной возможности. Все, что я вижу на ее лице, – это немой упрек, что я лишний раз напомнил Эмме, что я жив, пока у нее нет будущего. – Мы поговорим об этом позже, – сухо отвечает она и снова поворачивается к сестре. – А ты сейчас позаботься о себе и том, чтобы выздороветь. Договорились?
Эмма никогда не выздоровеет. Мама знает это, но не принимает. И мне хочется накричать на нее, чтобы она наконец осознала всю ситуацию. Хочется донести до нее, что я больше не могу слушать ее дурацкий оптимизм.
Она целует Эмму в лоб, а затем взбивает подушки, меняет слишком обстоятельно заправленную простыню, а я сажусь на широкий подоконник, проглатываю все ядовитые слова и смотрю вниз на Центральный парк.
Мы никогда больше не заговаривали о Лос-Анджелесе. Ни позже. Ни тогда, когда истек срок, к которому я должен был согласиться. Даже тогда, когда я действительно уехал в Лос-Анджелес после смерти Эммы. Ни сегодня.
Я просыпаюсь от резкого движения. Это Эштон вынырнул из сна и растерянно моргает, глядя на закатное солнце.
– Все в порядке? – я сажусь, и Эштон возвращает взгляд на скрытое скальное плато.
Он выпрямляется и вытирает глаза.
– Да, конечно, – у него охрипший голос. – Я в порядке.
– Эш? – мягко спрашиваю я. Ничего не в порядке. Это очевидно. Я беру его за руку и нежно сжимаю ее.
Он отвечает взаимностью, прижимая другую руку ко рту. Я начинаю думать, что он разразится слезами, но вместо этого он только сглатывает, отпускает меня и встает. Подходит к краю скалы и наклоняется вниз.