Каждый раз, когда открывается дверь, я поднимаю взгляд, а затем снова начинаю жевать кожу большого пальца, потому что это просто медсестра, идущая по коридору, или один из врачей, который находится на пути к своему следующему пациенту. В какой-то момент мама проходит через двустворчатую дверь и входит в приемную. Я так ждала ее. Она нужна мне и Бену здесь, но сейчас, когда она действительно стоит передо мной, я чувствую себя маленькой и невероятно виноватой. Я не знаю, что должна сказать.
Мама не связывалась со мной, не просила приехать домой. Она больше не хотела иметь со мной что-то общее после того, как я обрушила на нее все эти ужасные вещи. Кто может винить ее? Через несколько секунд я вскакиваю и все-таки направляюсь к ней. Я опускаю взгляд, стараясь не расплакаться из-за того, что разрушила абсолютно все.
– У него все довольно хорошо, – бормочу я. – Только сломана рука и небольшая рана на голове, – как будто это все упрощает. С Беном ничего не должно было случиться. Папа всегда говорил: «Все совершают ошибки, важно только то, что ты сознаешься и искренне извиняешься. Тогда почти все можно исправить». Я глубоко дышу, надеясь, что он прав, и собираю все свое мужество. – Прости. За все. Я никогда не должна была говорить те слова, никогда не должна была просто убегать. Я должна была присматривать за Беном и предотвратить этот несчастный случай, – движения моих пальцев отражают борьбу, которая происходит внутри меня. – Я пойму, если ты ненавидишь меня из-за этого, но, пожалуйста, мама, ты должна мне поверить, я не хотела этого. Ничего из этого. Ни смерти папы. Ни нашей ссоры. И прежде всего, чтобы пострадал Бен. – Я игнорирую мысли об Эштоне. Потому что ему нечего искать между мной и мамой. И потому что это слишком болезненно. – Я все исправлю, – даже если я не знаю, как это сделать.
– Харпер, – мягко говорит она. В ее голосе нет ни намека на гнев или упрек.
Я осторожно смотрю на нее. В глазах стоят слезы.
– Я же не ненавижу тебя. Как ты только додумалась до такого? Я никогда не смогу ненавидеть тебя, моя дорогая, – она убирает прядь волос с моего лица, которую сменили слезы на моих щеках. – Мы так по тебе скучали. Я по тебе скучала.
Я тихо всхлипываю.
– Но ты не звонила мне, не писала сообщений.
– Я хотела дать тебе время. Не давить на тебя. Я думала, что тебе это нужно после того, как я оказалась слишком строга к тебе. Я так переживала за тебя, что зашла слишком далеко.
Я бросаюсь в мамины объятия и вдыхаю ее успокаивающий аромат. На мгновение я снова становлюсь маленькой девочкой и выпускаю всю боль в ее свитер. Я плачу из-за Эштона. И Бена. И всего, что пошло не так и в чем я виновата. Мои пальцы впиваются в ткань, когда я цепляюсь за нее.