– Они перестали иметь значение, – наконец тихо произносит Эштон. И когда я уже думаю, что дальнейшего объяснения не последует, он приглушенно продолжает. – Не смирились с тем, что я ухожу из дома, что занимаюсь творчеством и пытаюсь осуществить свои мечты. Но я все равно сделал это. И теперь я здесь. Посреди прекрасной Мизулы. В кузнице талантов киноиндустрии, – кривит лицо он. – Я пытался устроиться в Лос-Анджелесе, но жизнь там безумно дорогая. А плата за обучение астрономическая. Я два года был мальчиком на побегушках, пробивался в самые разные студии, и мне разрешили вдохнуть немного киновоздуха. Но заниматься этим всю жизнь я не хотел. Без образования я не мог делать больше, чем просто варить кофе. Поэтому я искал приемлемый по цене университет, где хорошо обучают искусству кино. Выбор пал на Мизулу. К тому же Бекка поступила сюда по окончании школы. Я прилип к ней как репей.
– Вы очень близки?
– Да, – Эштон сдувает со лба прядку волос. – Она моя семья. Часть, которую я выбрал сам, – он широко ухмыляется. – Не та, с кем ты случайно делишь одни и те же гены и кто считает эти отношения улицей с односторонним движением. Быть в родстве не всегда означает, что ты чего-то стоишь для этих людей, не говоря уже о том, чтобы получать поддержку. Бекка делает именно это. Всегда.
Как будто только сейчас осознав, что я все еще сижу рядом с ним, Эштон прерывается и говорит:
– Извини, боюсь, мое отношение к проблеме семьи раздвоилось.
Инстинктивно я задаюсь вопросом, как он отреагирует на мою, которая является примерно самой ассимилированной семьей на всей планете.
Закончил бы он наше свидание прямо сейчас, если бы знал, что я ежедневно возвращаюсь к Бену, хотя каждая эмоция в наших отношениях – улица с односторонним движением.
– Все хорошо, – прочистив горло, произношу я. Какое-то время мы смотрим фильм, хотя мне трудно следить за сюжетом, когда Эштон сидит так близко.
– Почему социальная педагогика? – спрашивает он в короткой тишине между двумя кадрами фильма.
– Откуда ты знаешь, какой курс я выбрала? – вероятно, из того же источника, который сообщил ему, что я сидела на лекции Гейла по психологии. Встречный вопрос все же лучше, чем попытки объяснить, что мой брат и семейные обстоятельства причины этого выбора и что я, в отличие от него, ради своей семьи отказалась от мечты изучать искусство.
Эштон не смотрит на меня, а делает вид, что его полностью поглотил фильм.
– Я слежу за тобой, – наконец спокойно говорит он, и когда я в шоке смотрю на него, он смеется бархатисто и заразительно. Эш опускает руку мне на плечо, и я не могу сопротивляться.