Что касается Кристины, то она, вернувшись домой, сказала отцу:
— Ты не находишь, что Рауль сильно изменился? Он мне больше не нравится.
И чтобы заглушить в себе всякую мысль о виконте, она вся отдалась искусству. Её успехи оказались поразительны. Все слышавшие её пение пророчили Кристине блестящее будущее. Но как раз, в это время умер её отец, и с его смертью она, казалось, утратила все: и голос, и талант, и вдохновение. Конечно, её данные все- таки позволили ей поступить в консерваторию, но она ничем не отличалась от других учениц, занималась кое-как, без всякого увлечения, и если и окончила с наградой, то только потому, что хотела порадовать мадам Валериус, с которой она по-прежнему продолжала жить вместе. Увидев Кристину на сцене Парижской Оперы, Рауль, очарованный красотой молодой девушки, испытал в тоже время некоторое разочарование от её пения. Прежнего вдохновения как не бывало, она как будто не отдавала себе отчета в том, что поет. Тем не менее, он стал посещать театр, начал появляться за кулисами, ждать её выхода, всячески стараясь привлечь к себе внимание.
Случалось даже, что он провожал ее до порога гримерной. Все было напрасно. Она его не замечала. Но справедливости ради стоит сказать, она также не замечала и других поклонников. Словно это была не женщина, а само воплощенное равнодушие. Неопытный, застенчивый Рауль мучительно страдал, не смея даже самому себе признаться в этом неожиданно зародившемся чувстве. И вдруг эта внезапная, как удар грома, метаморфоза! Этот ангельский голос, разом открывал ему тайну его собственного сердца, его любовь, его муки!..
А потом, потом эти ужасные слова, произнесенные таинственным мужским голосом: «Вы должны меня любить!» и… загадочная пустота в гримерке!..
Почему, на его слова, что он тот самый мальчик, который вытащил из воды её шарф, она только рассмеялась? Как она могла его не узнать!..
И теперь вдруг, это письмо…
Боже мой! Как медленно тащился дилижанс… как дребезжали стекла!.. Вот перекресток дорог… вот знакомые степи, такие печальные, под бледным, почти белым небом. Он узнает хижины, ограды, даже деревья… Вот последний поворот направо… еще один спуск и, наконец, море… Перро!..
Говорят, что она остановилась в гостинице «Закат Солнца»… Впрочем, конечно, тут другой и нет. Да и зачем? И ему вспомнилось, как они с Кристиной ходили туда слушать сказки. Боже, как бьется сердце! Как-то она его там встретит!.. Первой, при входе в столовую старой гостиницы, его встретила тетка Трикор. Она его сразу узнала и после обычных приветствий расспросила, что привело его в эти края. Он отвечал, краснея, что приехал в Ланьон по делам и заехал ее навестить по старой памяти. На предложение позавтракать он вежливо ответил: «Чуть позже» и замер в ожидании. Наконец, дверь распахнулась. Рауль вскочил с места. Она!.. Кристина! Он не ошибся! Не имея сил от волнения произнести хоть одно слово, виконт снова сел на стул. На её прелестном улыбающемся лице ни малейшего удивления. Она сияла свежестью и здоровьем, в её глазах, прозрачных, как дремлющие озера её прохладной родины, отражалась кристальная чистота её юного, нетронутого жизнью сердца. Меховое манто полуоткрыто и было видно как, вероятно от быстрой ходьбы, вздымается её нежная грудь. Рауль и Кристина молча смотрели друг на друга, пока старая Трикор, лукаво улыбаясь, не вышла из комнаты. Наконец Кристина сказала: