Бродячая музыка (Рубинская) - страница 7
что щедрая Ярилина улыбка
накрыла нас, из туч себя добыв, —
два острова седых.
* * *
Горы скрылися горами,
остров щёточкой торчит,
в Поднебесной панораме
утонул небесный вид.
Рыбачки над лункой чёрной
остужают свой кураж.
«Бросьте отдых свой упорный! —
им кричу, как рыбий страж.—
Бросьте бур и с дыркой ложки,
разбегайтеся домой,
чебак-окунь, вся рыбёшка,
синей пусть поспят зимой!»
* * *
О Господи! Каких ещё красот
Ты для меня, любя, не пожалеешь?
Твоя фиалка я, и Твой осот,
Ты ветер шлёшь, и Ты лучом лелеешь.
Псалмы Твои и пиканье синиц
равно прелестны и всему пристали.
А сколько у Тебя небесных лиц
и сколько граней, искр в любом кристалле!
Мне ведомо, что Дома, у Тебя
благоуханнее, сиятельней места есть.
Зачем же я, любовь Твою любя,
за жизнь мою земную так цепляюсь?
* * *
Что сталось с птицей памяти моей?
Она из времени выдёргивает перья.
Без крыл останешься! Душа моя, не верь ей!
Всё растеряешь! Прошлое — верней.
А птица совести что вытворяет, а?
Когтит меня железной орльей хваткой:
мол, не собрать былого уж порядка.
Геометр? — Слеп. Любовь? — Одна пьета.
В январе стою посреди горного озера
Ужели радуга зимою —
иль облака там столь пестры,
когда по ветряному зною
влачу себя сквозь льдов костры
на дальный берег недоступный,
совсем не тот, где есть причал.
...В стылом руне барашков крупном —
что нам сверкает по ночам?
* * *
Рыбаки, по снегам уплывая,
утонули в лиловых дымах.
Диорама зимы, ты живая:
мрачен лес, в капюшоне монах;
оглашая вечернюю зорьку,
ангел в долгий златой трубит горн;
с еле видного берега зовкий
пёсий тенор выводит повтор.
Территория дорогого санатория
Из мглы и зги, из снегопада —
некто, подобьем Пугачев.
— Кто здесь живёт?
— А что вам надо?
— Нет, говори!
— Да нипочём!
— Жируйте! Пляшете над бездной,
буржуи! - Он продолжил путь,
не зная, что я здесь проездом,
Бог день послал мне — отдохнуть.
* * *
Разве скоро полетишь,
душенька, родной близнец?
Свет-Наташа станет — тишь,
отдохнёте, наконец!
То-то бродишь по корням,
меж сугробов тропки вьёшь —
находилась тут да там:
уж вспорхнёшь, а не пойдёшь!
Что о родненьких грустить,
о любимых? Пусть поют,
длят невидимую нить
вечности, а не минут.
Ирисы в кипарисах
* * *
...А на самом-то деле я живу в Крыму,
в раскалённой, ласкаемой солнцем Алупке,
и в кусту лавровом, дриадном дому,
провожу сиесту, отдыхая за сутки.
Перед этим, раньём, по косым лучам,
прорезающим зелень, ракушечник, лавки,
я бегу, каучуком подошв стуча
по каштанам упавшим, к фруктовым лавкам.
Там пушистые персики и дюшес
пе-ре-крикивают конуса кукурузы охряной,
а вдали за базаром виднеется лес,