Растаявший было снег опять пошел всерьез. Поток транспорта развозил по домам служащих. Путешествие обратно заняло у нас вдвое больше времени.
Юнона решила не возвращаться в офис и попросила меня отвезти ее на Риверсайд-драйв. Я свернул на одну из самых респектабельных улиц и проехал до середины квартала. Она указала на новое здание из серого камня, стоявшее в ряду таких же, с горделивым швейцаром в бордовой униформе, откинулась назад и вздохнула:
— Вот мы и дома.
— Оставить машину здесь?
— А вам она не понадобится, чтобы добраться туда, куда вы собираетесь?
— Я не смогу заполнить бензином такую тележку, лучше уж возьму такси.
Я вышел и открыл перед ней дверцу. Швейцар в бордовой форме подошел и дотронулся кончиками пальцев до своей фуражки. Юнона сказала:
— Поставьте, пожалуйста, машину в гараж.
Он взял ключи.
— Разумеется, мисс Ривс.
Она с улыбкой повернулась ко мне. Снег, кружащий вокруг нас, прилип к меху манто, обрамляя ее сверкающей белизной.
— Зайдете выпить?
Я колебался.
— Майк, всего рюмочку, и я вас отпущу.
— Ладно, только одну.
У Юноны были вместительные апартаменты, отличный Олимп. В доме, несмотря на его размеры, не было показной роскоши. Обстановка была подобрана с безупречным вкусом, все было устроено для удобной жизни.
Я остался в пальто и шляпе, пока она готовила коктейли, и с удовольствием наблюдал за гибкой грацией ее движений. В ее теле была какая-то необыкновенная симметрия. Наши глаза встретились в зеркале — в ее глазах читалось то, что она читала в моих.
Она повернулась ко мне и протянула коктейль. Голос ее звучал низко и хрипловато.
— Мне уже за тридцать, Майк. Я знала многих мужчин, но никого не желала по-настоящему. Я собираюсь возжелать вас.
Внезапно у меня опять застыла спина, а в голове раздалась странная музыка, потому что ее волосы снова зажглись золотым огнем. Ножка бокала хрустнула в моих руках, и осколки вонзились в ладонь. Мне стало жарко, на лбу у меня выступил пот.
Я подвинулся так, чтобы свет перестал падать на ее волосы, и золото ушло из них. Пытаясь заслониться от безумной ненависти, жившей в моей памяти, я выпил.
Это испортило всю картину, которая должна была быть прекрасной; она была разломана прошлым, возвращавшимся снова и снова.
Она сказала:
— Вы опять так ужасно посмотрели на меня, Майк…
Я взял ее за руку и пробежал пальцами по ее волосам, ощущая их нежную шелковистость.
— Когда-нибудь я расскажу, Юнона. Я не могу от этого отделаться, но к вам это не имеет никакого отношения.
— Расскажите сейчас.
Я слегка потянул ее за ухо.
— Нет.
— Почему?