И вот этот самый Ромео решил как-то раз прокачать права в отношении меня. Понятно, что он ни сном, ни духом не ведал о моей деятельности. Заодно не знал и о моем славном спортивном прошлом. Поэтому был очень впечатлен, когда я отбил почки ему самому и трем дебилам, что таскались за ним в тот вечер. А когда намекнул (соврал, конечно), что в случае следующего наезда наведу на него настоящую братву, и вовсе как-то сразу и очень сильно зауважал меня. Даже хотел называть по имени-отчеству, будучи почти ровесником, но я посоветовал ему звать меня так, как все знакомые – Чубчиком. И – дополнительно – не гадить в том районе, где живет.
Ромео сделал вид, что внял моим советам, и теперь если безобразил, то по скромному – так, чтобы никто не видел. Меня он какое-то время старался избегать, но менее громогласным не стал, так что я волей-неволей продолжал слушать его байки – то на улице, проходя мимо какой-нибудь подворотни, где он тусовался со своими гопниками, то в кафешках, куда его тоже частенько заносило. Но, слыша голос, больше не видел самого рассказчика. Не понимаю, как ему с такими языком и бурной фантазией удалось сохранить в зоне почти все зубы.
Потом он постепенно осмелел – ровно настолько, чтобы, не скатываясь к панибратству, величать меня Чубчиком. Я таким раскладом остался вполне удовлетворен, так что даже снисходил до легких бесед с ним. Потому что серьезной все равно не получилось бы – Ромео был не тем человеком, с которым можно вести серьезные беседы.
Между тем проститутки и оба гопника, надрывая животы в нездоровом смехе, протопали в дальний угол бара, где, расположившись за столиком, принялись изгаляться над барменом в куда более извращенной форме, чем я десятью минутами раньше. Жора, он же Юра, красный, как некачественная сосиска, терпеливо сносил насмешки, ожидая заказа.
А Ромео, на беду, заметил меня. Впрочем, почему – на беду? Я был как раз в том настроении, когда хочется поглумиться над кем-нибудь. Над барменом я уже глумился, над неведомым журналишкой Ружиным – тоже. Хотя, знай заранее, что в баре объявится Ромео, то не стал бы тратить на них свое остроумие. Потому что лучше него на эту роль никто не подходил.
Он подошел к моему столику и, облокотившись на спинку соседнего стула, громко – потому что все делал громко, за что и огреб все три срока – поздоровался:
– Привет, Чубчик! А что это ты один отдыхаешь?
– А ты когда-нибудь видел, чтобы я с кем-нибудь отдыхал?! – я удивленно посмотрел на него поверх пивной кружки.
– Нет, – он смущенно кашлянул. – Я просто хотел тебе предложить, чтобы ты к нам присоединялся. У нас там девчонки.