— Из системы? — темные брови Рэйн сходятся вместе. — Системы опеки?
— Ну, да. В любом случае, — я мысленно пинаю себя за то, что проговорился. И дело не в том, что я стыжусь этого, просто сейчас я не хочу говорить о худших девяти годах моей жизни. Или вообще никогда. — Рим чертовски невероятный город. Он древний и современный, деловой и тихий, красивый и трагичный — все это одновременно. Я понятия не имел, чем займусь по приезде, но как только сошел с трапа, понял, что все будет хорошо.
— Почему? — Рэйн так увлечена моим рассказом, что спотыкается об валяющийся на дороге глушитель и чуть не приземляется на задницу.
Я стараюсь не засмеяться.
— Многие говорили по-английски. Почти все вывески были на английском языке, и меню, и даже уличные музыканты пели свои песни на английском языке. Итак, в скором времени я обменял свои доллары на евро, купил гитару у одного из уличных артистов и провел следующие несколько лет, играя классические рок-песни перед Пантеоном за чаевые от туристов.
Я оглядываюсь и вижу, как Рэйн смотрит на меня так, словно я — это гребаный Пантеон. Глаза огромные, губы приоткрыты. Я протягиваю руку и тяну ее к мотоциклу, чтобы она не ударилась головой о покрышку перевернутого микроавтобуса «Хонда», рядом с которым мы идем.
— Тебе приходилось спать на улице? — спрашивает она, не моргая.
— Нет, я всегда находил кого-нибудь, у кого можно было бы переночевать.
Это заставляет ее наконец-то моргнуть.
— Кого-нибудь, да? Ты имеешь в виду какую-нибудь девушку?
Когда я не поправляю ее, она так сильно закатывает глаза, что я почти ожидаю, как они выпадут из орбит.
— Ты тоже направлял пистолеты им в головы и заставлял платить за свои продукты?
Я поднимаю на нее бровь и ухмыляюсь.
— Только тем, кто дерзил мне в ответ.
Рэйн морщит нос, как будто хочет показать мне язык.
— Так почему же ты тогда уехал, раз тебе так хорошо жилось с твоим классическим роком и итальянскими женщинами? — дерзит она.
Моя улыбка исчезает.
— Это было уже после того, как начались кошмары. Эй, осторожнее!
Я указываю на осколок стекла, торчащий под странным углом на ее пути. Она осторожно обходит его, не спуская глаз, а затем снова обращает свое восхищенное внимание на меня.
— Туризм полностью иссяк. Я больше не мог зарабатывать на жизнь, играя на улице, а без визы я не мог устроиться на нормальную работу. И снова у меня не было выбора. Моя соседка по комнате была американкой, чьи родители предложили оплатить наши билеты на самолет обратно в Штаты, так что… вот так я и оказался в Южной Каролине.
— А ты ее любил?