«… Антошкин Павел Евгеньевич, 1916 года рождения, уроженец Нечунаево-Шипуновского района Алтайского края, член компартии с 1936, из служащих, русский, образование начальное (сельская школа), В ОГПУ — НКВД с августа 1930. Мл. лейтенант госбезопасности. Уполномоченный Залесского РАП ПП ОГПУ СибКрая, в ноябре 1933 награжден маузером от ЗСКИК (Западно-Сибирский краевой исполнительный комитет советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов). С декабря 1936 — 6 отделение 2—го отдела ГУГБ НКВД СССР…»
— О как! Даже наградной маузер у нас имеется. — Я отложила папку в сторону и внимательно посмотрела на лежащего в постели мужчину. Нет, пожалуй передо мной закрыв глаза лежал старик. Заострившиеся черты лица, запавший рот, пергаментная желтизна кожных покровов, темные пигментные пятна на руках. Только легкое дрожание белесых ресниц говорило о том что в этом непривлекательном, дурно пахнущем немощном старческом теле еще теплится жизнь. Да, последнее приключение в горах похоже окончательно добило гражданина Антошкина. Лечащий врач Барнаульской больницы позволил мне навестить больного с одним условием, что я не буду волновать пациента. Я обещала. Впрочем волновать Антошкина я и не собиралась. Правда кое — что крайне неприятное для себя больному вспомнить все — таки придется.
— Павел Евгеньевич, ваш доктор разрешил нам поговорить. Вы слышите меня? — громко сказала я и уловив движение высохшей руки на одеяле продолжила, — Скажите, когда, как и при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданином Урбонасом Яном Мартыновичем?
— С Урбонасом я не знакомился. — Антошкин приоткрыл глаза и неожиданно твердым голосом продолжил, — просто мы служили в одном отделе. Вернее когда я пришел в отдел, он уже там работал. В какой — то начальный период времени он даже был моим наставником.
— В 6-м отделении 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР? — прочитала я, сверившись с бумагой, — а чем занимался ваш отдел, вернее 6-е отделение? — поправилась я.
— Мы курировали Академию наук, различные НИИ и научные общества.
— Прекрасно, — я постаралась как можно дружелюбнее улыбнуться, — тогда не вспомните ли вы дело профессора Каменева?
— Не припоминаю такого, — быстро, на мой взгляд намного быстрее чем следовало бы, ответил Антошкин и закрыл глаза.
— Простите, я не совсем правильно выразилась. Дела профессора Каменева действительно не было, так как он погиб, — вздохнула я, — Но возможно вы или Урбонас допрашивали кого-то из его окружения?
— Послушайте, дамочка, — Антошкин так резко сел на кровати, что я от неожиданности вздрогнула, — сколько уже можно?