— А что сама Федорова?
— А ничего. Твердила, что не знает, где архив. Довела меня до белого каления, я и позвал Урбонаса. А вишь чем закончилось.
— Чем? — спросила я, уже зная ответ.
— А тем самым. Урбонаса, если заведется не остановишь. Эх, что уж теперь говорить, — махнул рукой Антошкин.
— Ряженных милиционеров тогда взяли?
— Как же возьмешь их. Двоих положили при задержании, один сам яд принял. Немецкими агентами оказались. Документы, справки, пропуска — все в лучшем виде.
— Связи установили?
— Ишь ты какая быстрая. Тогда у нас компьютеров не было. Нет, связи установить не удалось. Но может их и не было. Тогда немцы частенько перебрасывали агентов через линию фронта не давая им связников на месте. Для разовых акций связник и не нужен. Сами перешли фронт, сами выполнили задачу и сами ушли обратно. Да и зачем им связник? Документы есть, оружия кругом навалом, адрес проведения акции тоже есть. Все. А больше ничего и не нужно.
— Агенты вышли только на адрес Федоровой или по другим адресам сотрудников института тоже засветились?
— А как же. На квартире Каменева в Академгородке засыпались. Так что охотились они точно за бумагами профессора, к бабке не ходи.
— Интересно девки пляшут… получается немцы знали не только об сверхсекретных испытаниях самолета-невидимки, но и об экспедиции Каменева на Алтай. Я правильно понимаю?
— Вы правильно понимаете. Я уже говорил вам о возможных контактах Каменева с немцами на Тибете, но это то что лежит на виду. На самом деле контакта с немцами во время Тибетской экспедиции быть не могло. Во-первых, насколько я знаю, маршруты наших и немецких исследователей не пересекались, а во-вторых в составе экспедиции Каменева было несколько наших информаторов в надежности которых не приходилось сомневаться.
— Знаете, Павел Евгеньевич, я что-то совсем запуталась. Так кто из ваших слил профессору инфу об аресте? Выяснили? — спросила я.
Антошкин как-то странно посмотрел на меня и после минутной паузы изрек:
— А с чего вы взяли, что Каменева кто-то предупредил об аресте?
— Ну сами посудите: Каменев застрелился буквально за несколько минут до ареста, а до этого целый день трудился в своем институте и о самоубийстве наверняка не помышлял. И потом он стоял на пороге большого, если не сказать великого открытия, а это сулило в будущем неплохие дивиденды и перспективы. Сталинскую премию например. Так?
— Да. Сталинскую премию или 10 лет без права переписки. — тихо проговорил Антошкин. — Ни хрена вы современная молодежь не понимаете. Дивиденды, — с горечью повторил он, — и слово — то какое подобрали. Во всем то вы ищете выгоду, как бы половчее в жизни устроиться, помягче спать, послаще жрать… Мы другие были. Ладно, — махнул он рукой и обессиленно упал на подушку, — арест Каменева должен был реализовывать 3 спецотдел, именно он занимался арестами, обысками и наружным наблюдением. После того рокового выстрела мы поминутно восстановили последнюю рабочую неделю профессора и выяснилась интересная деталь. Каждый день он ровно в 13.00 садился в свой служебный ЗИС и отправлялся по адресу Большой Гнездниковский переулок дом 10, проводил там около получаса после чего возвращался на работу в институт.