Стеклянный самолет (Костенко) - страница 134

— Хорошо. Что он хотел от вас?

— Во-первых, он тоже сразу узнал меня и сразу пригласил на беседу. Там расспросил про меня все и неожиданно вернул обратно в барак. Через две недели у нас состоялась еще одна встреча. Он спросил, хочу ли я жить и дал подписать несколько бумажек. В суть расписок я не вникала.

— Почему вы решили тогда, что это были именно расписки?

— Ну, а что еще это могло быть, как не согласие на добровольное сотрудничество с фашистами? Он был далеко не дурак и посмотрев мои документы сразу все понял. Что никакая я ни Рассказова, а Федорова. И сразу объяснил, что ждет меня на родине за побег из лагеря. Я все поняла.

— А что он хотел от вас?

— В будете удивлены, но тоже что и все. Архив Каменева.

— А откуда вообще немцы могли узнать об этих бумагах? Как думаете?

— Не знаю. — развела руками Тетерникова. — Возможно от самого Каменева.

— Вот сейчас не поняла, поясните.

— А что тут пояснять? Вы могли бы и сами догадаться. Вы же знаете об его экспедиции на Тибет в 1932 году? Я сама там не была, но знавала одного человека, который был там и даже водку с немцами пил.

— Вы хотите сказать, что маршруты экспедиции Каменева и экспедиции штурмбанфюрера СС Эрнста Шеффера пересеклись в Гималаях в 1932 году?

— Этого я не знаю. Но думаю, что человек который мне это рассказал врать бы не стал. — пожала плечами Маргарита Петровна.

— Кто этот человек?

— Теперь уже неважно. Он погиб во время войны.

— Но тогда получается, что Каменева хотели арестовать за реальную измену Родине? — удивилась я.

— А вы что же думаете, что тогда хватали людей просто так? Ошибаетесь милочка, — разозлилась Тетерникова, — все не так просто. И НКВД, поверьте мне вашей конторе бы сто очков форы дало бы. Вот так!

— Успокойтесь, пожалуйста, и вспомните, вы встречались с Бобром — Валерием, назовем его так, после войны?

— Нет. Перед освобождением лагеря англичанами он ушел с немцами. Больше я его не видела. Наверное, сгинул, нелюдь.

— Ну хорошо. Вот мы с вами незаметно и подошли к третьей части Марлезонского балета, — сказала я доставая листок бумаги в прозрачном файле.

— Что простите? — не поняла Тетерникова.

— Да это я так, — вздохнула я, — о своем о девичьем. Я сейчас оставлю вам копию одной банковской выписки и пойду покурю, а вы пока ознакомитесь и соберетесь с мыслями. Вопросов у меня еще будет очень много. — с этими словами я протянула файл растерянной женщине и вышла из палаты.

Москва, Лефортово, медсанчасть, ноябрь, наши дни


— Ну, что продолжим? — спросила я, заходя в палату и взглядом оценивая произошедшие с Маргаритой Петровной перемены. Она сидела на кровати вцепившись в матрац так, что побелели костяшки пальцев, остановившимся взглядом глядя на оконные решетки.