Ольга повернула голову, пытаясь увидеть Романо. Он вместе со своими адъютантами сидел у самой кабины пилота. Разложив на низком журнальном столике карты, планшеты и записи, штабные что-то бурно обсуждали вполголоса, явно не желая, чтобы их услышали журналисты. Романо молча водил линейкой по одной из карт, время от времени односложными фразами одергивая наиболее разошедшихся офицеров. Наушники со встроенным передатчиком лежали рядом с ним на пустом сиденье.
- Сеньор Бьорсон, сеньора Ванева, - окликнул он их, отрываясь от карты, - в настоящий момент я отдал пилоту приказ продолжить движение на запад. Где-то там есть место, откуда стартовали все эти самолеты. Уверен, что сейчас нас не обстреляли исключительно потому, что у пилотов этой армады не было подобного приказа. Также уверен, что у людей, охраняющих место взлёта этой армады, подобные приказы есть. Вы оба являетесь штатскими и рисковать вашими жизнями я не имею права, - Романо встал и, опираясь на спинку сиденья, поочередно посмотрел в глаза журналистам, - но буду. В настоящий момент я подвергну вас смертельному риску. Отдать приказ о возвращении сейчас я просто не могу. Вы так же, как и я, видели эту чудовищную воздушную армаду, а значит, вы, как и я, понимаете, что, скорее всего, нам будет просто некуда вернуться. В отданных под моё командование частях Директории просто нет такого количества средств противовоздушной обороны, чтобы помешать виденной нами группировке снести до основания все военные и гражданские объекты до самой Гуареньи. Всё, что я могу сделать в этой ситуации как джирапозский офицер, это собрать максимум информации о противнике. Возможно, мои действия приведут к вашей гибели. Прошу за это меня простить!
Его гладко выбритый подбородок стремительно коснулся затянутой в полковничий мундир груди и вернулся в исходное положение. Генерал развернулся на каблуках и направился в кабину пилота, заперев за собой дверь. Его офицеры, оставшись одни, тут же начали спор на повышенных тонах, приправленный по-джирапозски обильной жестикуляцией.
- Оптимист хренов, - выругался Бьорсон, откидываясь на спинку кресла, - вот теперь точно пора молиться, девушка, а твой Синод пусть засунет в задницу свои лицемерные поучения о мужестве и свободе воли!
Ольга не чувствовала страха. Чувство, разгорающееся сейчас внутри неё, было азартом, таким, какой она испытывала последний раз много лет назад на воскресной охоте государевой фамилии, на которую её в своё время притащил отец. Тогда её кавалькада так и не сумела догнать стремительно убегающую лису, но ощущение от погони она запомнила на всю жизнь. Предвкушение чего-то удивительного, необыкновенного, с чем ты никогда не встречалась ранее и что будет так сладко достичь. Ощущение стремительно охватывающего тебя восторга. Ощущение, что ты жива и будешь жить вечно.