Боящийся смерти боится или остаться вовсе без ощущений, или получать ощущения иного рода. Но если он будет лишен ощущений, то не будет ощущать никакого зла, если же он приобретает новый вид ощущений, то он станет другим существом, а его жизнь не прекратится.
Люди рождены друг для друга. Поэтому – или вразумляй, или же терпи.
Одно дело полет стрелы, другое – полет мысли. Мысль, даже и обходя препятствия и исследуя предмет со всех сторон, все же держится прямого направления и стремится к цели.
Старайся познать сущность каждого другого, но и предоставь другому познать начало, руководящее тобою.
Эпиктет писал: «Действительно, ты увидел меня и больше ничего. А с человеком как с человеком встречается тот, кто ознакомляется с его мнениями и, в свою очередь, показывает свои собственные». В различных переводах вместо «мнений» – «основоположения», то же относится и к Марку Аврелию – вместо «сущность» и «руководящее начало» – «ведущее».
Совершающий несправедливость впадает в нечестие. Ведь природа Целого создала разумные существа друг для друга, и поэтому они должны помогать друг другу по мере достоинства, а отнюдь не вредить. Очевидно, что преступающий это желание природы проявляет нечестие по отношению к старейшему из божеств. И тот, кто лжет, также проявляет нечестие по отношению к тому же божеству. Ведь природа целого есть природа сущего; сущее же находится в тесной связи с тем, что существует вообще и в данный момент. Это же божество именуется также и истиной, ибо оно есть первопричина всех истин. Следовательно, тот, кто лжет преднамеренно, впадает в нечестие, поскольку он совершает несправедливость своим обманом; тот же, кто лжет без намерения, – поскольку он вступает в разногласие с природой Целого и вносит смятение, противоборствуя природе мира.
Ведь позволяющий увлечь себя, вопреки своему желанию, к тому, что противоположно истине, противоборствует ей потому, что природа сообщила ему задатки, пренебрегши которыми, он уже не в состоянии отличить ложное от истинного. Впадает в нечестие также и тот, кто стремится к наслаждению как к добру, и избегает страданий как зла. Ибо такому человеку неизбежно придется часто сетовать на общую природу, которая якобы не считается с достоинством, оделяя людей дурных и хороших, так как часто дурные утопают в наслаждениях и обладают средствами к их достижению, на стороне же хороших – страдание и то, что его порождает. К тому же боящийся страдания будет бояться и чего-либо имеющего произойти в мире, что уже нечестиво. Стремящийся, далее, к наслаждениям не остановится и перед несправедливостью, – а это очевидное нечестие. Кто желает следовать природе в единомыслии с ней, тот должен относиться одинаково к тому, к чему одинаково относится общая природа (а она не создавала бы и того, и другого, если бы не относилась одинаково к тому и другому). Следовательно, впадает в нечестие и тот, кто неодинаково относится к страданию или наслаждению, или смерти и жизни, или славе и бесславию, которыми одинаково пользуется природа. Я говорю, что общая природа одинаково пользуется всем этим, вместо того чтобы сказать, что все это, сообразно известному порядку, одинаково происходит со всем возникающим и сопутствующим ему в силу некоего исконного стремления промысла, по которому он, изойдя из некоего начала, предустановил настоящий строй вещей, заключив в себе семена грядущего и разграничив творческие потенции существований, изменений и чередований.