В Книге Иезекииля упоминается «князь Роша, Мешеха и Фувала» (Иез. 38:2), который предстает сугубо негативным персонажем. Естественно, со времен Ливонской войны эти имена стали ассоциироваться с Москвой и Россией. Самого же Ивана Грозного сравнивали с фараоном и царем Иродом. Таким образом, войну с Россией пытались представить священным, богоугодным делом.
С этой же целью рассказывали небылицы о якобы восточных, нехристианских порядках, царящих при московском дворе. Например, о том, что у царя имеется гарем, а надоевших жен он отправляет на эшафот. Между тем жен своих казнил совсем другой человек — чистопородный европеец, младший современник Грозного — Генрих VIII Английский. А вот Иван Васильевич в этом замечен не был.
Характерно, что в европейских языках прозвище «Грозный» переводится неточно. И дело, конечно, не только в том, что адекватного эквивалента этому слову нет, причина в другом. Опять же была поставлена задача нарисовать образ монстра. Именно поэтому выбрано слово «Terrible» — «ужасный». Оно лучше всего способствует культивированию фобии — двуликого явления, для которого характерны одновременно и страх, и ненависть.
Русофобы нас постоянно расчеловечивают и пытаются сделать нелюдями. Они открывают карту, смотрят на глобус и видят большую-большую страну, которой всех так удобно пугать. Кто во всем виноват? Мы разве виноваты? Да нет, вот, посмотрите, на карте страна, населенная варварами без образования. У них нет медицины, нет культуры — они не люди, а животные. А когда человеку угрожает какое-то животное, извините за грубое сравнение, его проще застрелить, оно же не человек.
Руслан Станиславович Осташко,
политолог, главный редактор интернет-издания PolitRussia.com
Отметим, что, пока Европа была христианской, русофобию подпитывали апокалиптической угрозой, якобы исходящей с Востока. В этом особенно преуспевали польские государственные деятели, историки и писатели, представители иезуитов. Их пропаганда была оружием в борьбе за прежде русские, а позже отошедшие Речи Посполитой земли. Поэтому надо было доказать, что «московиты» не христиане, а что они православные «схизматики», то есть раскольники, отвергающие авторитет единственно истинной католической церкви. Доказать, что это жестокие варвары-полуазиаты, сговорившиеся с турками и татарами разрушить христианский мир.
Но в XVIII веке Просвещения акценты резко меняются: сама Европа в лице ее наиболее «передовых» умов отрекается от христианства и начинает готовить масонскую революцию. И снова наступила пора обвинять русских в том, что они прирожденные враги свободы.