Индуизм и тем более буддизм Вадим не исповедовал. А за пару дней до окончания каникул и вовсе спустился к завтраку в весьма растрёпанных чувствах. Корион оценил стеклянный, какой-то ошеломлённый и чуточку злобный взгляд, нервные, размашистые движения, румянец, который появлялся всякий раз, когда мальчишка смотрел вниз, и припомнил, что слышал сдавленное пыхтение за его дверью, когда проходил мимо.
- Что с вами, мистер Волхов? – уже догадываясь насчёт причин странного поведения, спросил Хов и, поставив перед ним тарелку с яичницей, приступил к завтраку.
Вадим посмотрел на жареные, истекающие соком и паром сосиски, которые стремительно исчезали во рту Кориона, и поспешно отвёл взгляд.
- Ничего. Всё нормально, - покраснев ярче, буркнул он и со злостью вонзил вилку в желток. – Просто я тут утром вспомнил, что скоро полезут прыщи и мне придётся отказаться от вкусных жареных сосисок с кетчупом.
Тогда-то Корион понял, что Волхов просто взрослел в два раза дольше местных эльтов. Не мог уже прошедший через пубертат мужчина с таким безрадостным смущением отреагировать на его новое начало. Скорее это была бы радость: «Эге-гей! Я снова в строю!» По всей видимости, зрелость в родном мире Волхова определялась иначе, по психике. От этой догадки Кориону стало легче. Всё-таки со взрослым, оказавшимся в теле ребёнка, было бы куда сложнее.
Задумавшись, Корион не заметил, как облизнул опустевшую вилку. Волхов ниже опустил голову, ссутулился, вцепился в свою вилку до побелевших костяшек. Кудри упали ему на лоб. Покраснели даже уши. Корион мог бы пройтись язвительным замечанием по вкусам будущего наследника Гвалчгвин, навсегда отбив тягу, но мальчишка и без того выглядел несчастным. Настолько несчастным, что уже готовые слова застряли в горле. Корион подавил порыв потрепать Вадима по голове и сказать, что всё нормально и что в своё время сам Корион хотел чуть ли не всех своих половозрелых эльтских родственников, включая бабушку и четырёх племянниц. Племянницы были его ровесницами, поэтому с ними приходилось хуже всего.
- Вас лихорадит, мистер Волхов, выпейте чаю, - сжалился он. – И советую прогуляться. Погода сегодня чудесная.
Вадим что-то невнятно промычал в знак согласия, залпом осушил чашку, практически не жуя, проглотил завтрак и выскочил из-за стола. Громкий топот сопроводил его путь по лестнице до первого этажа и затих, закончившись стуком двери.
Корион философски вздохнул. Он честно сделал вид, что ничего не заметил. Не его вина, что мальчишка догадлив.
Остаток каникул Волхов страдал. Корион бы даже сказал, со вкусом и наслаждением. Он часами сидел на своём подоконнике, забыв про рукоделие, и тяжко вздыхал, глядя куда-то вдаль. От расстройства и без того хороший аппетит перешёл в разряд зверских, и все запасы шоколада, орешков и печенек были уничтожены. По вечерам пианино не умолкало часами. Мальчишка сначала играл классику, затем выученные когда-то мелодии, а потом пытался вспомнить то, что когда-то слышал в родном мире. Вспоминались только тоскливые мелодии и песни.