Щепа проводил его взглядом.
– Ой, – тоскливо сказал он, – что-то стрёмно мне… Очень стрёмно. Он её убьёт. А нас подставит. Точнее, меня. Потому что машина – моя.
– Почему убьёт? – спросил я.
– А ты не слышал, что он сказал? У меня, говорит, в одной руке нож, а другой рукой у меня всё схвачено!
– Так и есть, – сказал я. – Только не нож, а меч, обоюдоострый. Что ж ты, не знаешь, как выглядит резная икона Николы Можайского? Когда хан Батый осадил Можайск, ему в небе явился образ богатыря-великана, в правой руке великан держал меч, а в левой – град Можайск, как бы им охраняемый. Батый испугался, отменил штурм и отвёл свои полки. Почти 800 лет прошло. Учи матчасть, дурень!
Мои слова не убедили Щепу, он продолжал вздыхать и ёрзать на мягком сиденье; закурил, жадно и шумно затягиваясь; как на грех, мимо нас медленно прокатилась полицейская машина с открытыми окнами, и сидящие внутри двое дородных автоматчиков внимательно изучили нас взглядами.
Честно сказать, мне тоже стало неуютно. Я впервые оказался в положении подчинённого, вынужденного выполнять команды, мне не до конца понятные. Никола Можайский выглядел и действовал как полководец, генерал, – а генералы, бывает, жертвуют своими солдатами во имя высшей необходимости.
В доме на третьем этаже загорелись два окна – конечно, её, Геры Ворошиловой, о́кна, а чьи ещё; у меня немного отлегло от сердца. Если бы, как предполагал Щепа, Никола Можайский осуществлял злодейский план – он бы не стал зажигать свет, он отлично видел в темноте.
Я поймал себя на том, что дал волю дурной фантазии, и устыдился.
Со мной происходили перемены, какая-то неизвестная сила влекла меня, уводила на доселе неизведанные пажити. Ещё три года назад я не мог и помыслить о том, что вломлюсь ночью в чужой дом. А теперь – вот, и вломился, и украл, и чужую машину угнал. Люди бы сказали: “покатился по наклонной”. С одной стороны, сознавать это было горько. С другой – я всегда полагался на волю Создателя, если Он попускал такое – значит, то был Его промысел.
3
Наконец в кармане пиджака Отщепенца забренчал телефон; мы оба вздрогнули.
– Велел подниматься, – глухо сообщил мне Щепа.
– Айда, – сказал я.
И мы пошли, я – первым, Щепа за мной. Его дух совсем умалился, до неприличия. Он боялся, как боятся богатые.
Богатым есть что терять: дом, комфорт, диван, шкаф с одеждой, джакузи, деньги в банке. Картины, купленные задорого. Сначала боятся за нажитое добро, а уже потом за себя.
Одна из дверей на третьем этаже была приоткрыта – обтянутая старым кожзаменителем, по углам сильно ободранная; владелец этой двери явно не придавал большого значения материальной стороне жизни; впечатление усилилось, когда вошли: прихожая тоже нуждалась в ремонте, линолеум на полу был подран во многих местах и стыдливо прикрыт циновками.