– А какая у нас ситуация?
– Такая, что одеться надо круто, но скромно. Незачем привлекать лишнее внимание.
– Надо чёрное, – сказал я. – Это же будет вечер памяти.
– Тоже верно, – похвалил Щепа. – Но без перебора. Мы же не похоронные агенты.
Он долго рылся в тряпках. Я терпеливо ждал.
– Вот это тебе в самый раз. А вот это – мне.
– А почему, – спросил я, – мне синие джинсы, а тебе – чёрные брюки?
– Потому что ты – кондовая деревенщина, это у тебя на роже написано. А я весёлый, расслабленный житель мегаполиса. И вообще, не лезь с вопросами. Я и так тебе одолжение делаю.
Одежда пришлась мне впору.
– Красиво, – сказал я, глядя в зеркало. – Но всё равно что-то не то.
– Всё то, – ответил Щепа. – Ты просто не умеешь это носить. Пиджак 500 долларов стоит, а ботинки 400. Ты за такие деньги удавишься, вместе со своим корефаном Читарем. И не стой столбом. Одну руку сунь в карман, вторую держи чуть на отлёте, как будто в ней сигарета или бокал. Походи, подвигайся, привыкни. И улыбайся.
– Тут в кармане платок, – сказал я.
– Разумеется, – сказал Щепа. – А ты думал, там стамеска будет лежать? И наждачная бумажка?
– Кстати, про наждачную бумагу. Надо нам спины друг у друга пошабрить.
– Сам себя пошабри, – с отвращением ответил Щепа. – У меня шлифмашинка есть, с длинной ручкой. Обхожусь самостоятельно.
Я понаблюдал, как он изучает себя в зеркале, то отходя дальше, то поворачиваясь, хмурясь, дирижёрскими движениями поправляя лацканы пиджака.
– Вообще, – сказал он, – если хочешь знать, ты безнадёжен. Триста лет в рванине ходил – вот и дальше ходи. Лишний раз убеждаюсь, что был прав, когда от вас сбежал. Не умеете вы жить, чурбаны дубовые.
– А чего ж ты теперь нам помогаешь? – спросил я. – Раньше вроде на три буквы посылал.
– Я и сейчас посылаю, – хладнокровно ответил Щепа. – Только не вслух. И помогаю я не вам. Я помогаю Можайскому. Он дядя влиятельный, с возможностями, с ним дружить выгодно. А насчёт себя ты не заблуждайся. Я тебе не друг. Запомни.
Не сумев совладать с внезапным приступом гнева и отвращения, я в один шаг сблизился с ним, схватил за горло, прижал к стене.
От неожиданности его челюсть прыгнула, зубы щёлкнули громко, звонко.
– Мне твоя дружба тоже не нужна, – сказал я. – Главное, не забудь, что это я тебя собрал. Из десяти разных кусков. – Свободной рукой я ткнул его в грудь. – Вот сюда ударю – и ты развалишься на две части. – Ткнул в живот. – А если вот сюда – то на четыре. Ты мой Голем, а я твой Франкенштейн.
Судя по взгляду, мне удалось его напугать.
– А чего так грубо? – примирительно спросил он. – Мы просто разговаривали! Ты спросил – я ответил!