Я отпустил его.
Он нервно поправил ворот рубахи.
– Злой ты стал. Раньше был добрый.
– Нет, – ответил я. – Не злой. Я стал разный.
Далее, в попытке скоротать время, уселся перед телевизором – ненужно огромным, – а Щепа, одетый в чёрную пару, напомаженный, вальяжный, смахивающий на эстрадного певца-крунера, удалился на кухню и там затеял длительные телефонные переговоры; до меня доносился его смех, обрывки масляных шуточек, гнусавые и велеречивые уверения в нежных чувствах. Абонентами были, разумеется, его подружки, или, как он сам говорил, “клиентки”, любительницы йони-массажа, а проще говоря – крепчайшего деревянного уда, всегда готового к бою.
Юмор состоял в том, что и половые органы, столь пригодившиеся Щепе, тоже были вырезаны когда-то моими собственными руками.
При случае напомню ему, весело подумал я, и стал развлекаться, перескакивая с одного канала на другой и пытаясь угадать, кого вижу на экране: живого смертного человека – или издолбленного собрата. Я не сомневался, что наши – везде, в том числе и на телевидении. Ведущие развлекательных шоу, покрытые гримом, стройные, белозубые – все, или большинство, наверняка были деревянными, и не простыми, а изготовленными из драгоценных пород. Деревянно невозмутимые, деревянно прямые, с одинаковыми фигурами, с деревянной правильной дикцией. А главное – нестареющие, неувядающие, вечные, из года в год одни и те же. Вращайте барабан! Приз – в студию! Тридцать лет один и тот же выкрик.
Переключаем: вот документальный фильм про Сталина. Почему-то он, семьдесят лет как почивший, всех беспокоит. Возможно, он был деревянным. На это указывает, например, его безжалостность. С другой стороны, он курил – а истуканы не курят, за редкими исключениями. Может быть, маскировался? А вот другой фильм, про писателя Солженицына. Тут сложнее. С одной стороны, нечеловеческая воля. Прошёл войну – уцелел, прошёл лагерь – не умер, болел раком – переболел. Всю жизнь работал по шестнадцать часов. Однозначно истукан, наш собрат. С другой стороны – себялюбец, искавший глобальной славы: для истукана нетипично. А вот про писателя Лимонова – он, разумеется, из наших. Вырезан из уникального крепчайшего дуба. К старости иссох, но ни на гран не утратил энергии, в том числе сексуальной. Три жены и множество подруг. Конечно, наш. “Не человек, но сверхчеловек” – так говорил про себя. Завещал погребение своё устроить по языческому обычаю, на костре, на берегу реки.
Переключаемся дальше: нам кажут американское кино про супергероев, сбившихся в банду; тут всё понятно: это заокеанская, грубая фантазия на тему деревянных людей. Вот вам железный человек, вот вам – глиняный, а вот – оригинальный гибрид мужчины и летучей мыши. Никто из них ничем не болеет, даже насморком. Очень подозрительно. Никто не стареет: какими их нарисовали в тридцатые годы, такими они и остались спустя без малого сто лет. Одинаково мускулистые. Одинаково сверхсильные. Падают с небоскрёба – а им нипочём. Десятки фильмов – но ни в едином ни один супергерой не истёк кровью. Может, оттого что – дубовые? Но пёс с ними, – переходим на другой канал, где рассказывают историю протопопа Аввакума. Претерпел адовы муки, но невозбранно; выжил. Тысячи вёрст прошагал пешком. Четырнадцать лет сидел в земляной яме, но уцелел. Кто бы выдержал полтора десятилетия в яме, за Полярным кругом, когда двести дней в году – минус двадцать? Разумеется, тот, кто сделан из дерева. И смирили Аввакума только огнём: сожгли. Не так ли поступают и с нами?