Ворочалась огромная страна, крутилась экономика, люди продавали друг другу хирургические приборы, приводные ремни и книги, и даже учились лечить половую неврастению; всё это было очень любопытно, однако меня не касалось. А я хотел туда, к ним, к братьям Завьяловым, в Южно-русское пеньковое товарищество, и может, даже половым неврастеником побыть какие-то время, – хотел быть с ними вместе.
Но нет, закон моего племени запрещал мне близко сходиться с обычными смертными. Мне это надоело, но я терпел. Выполнял закон, понимая его разумность и необходимость. За сто восемьдесят лет давно изучил людей и твёрдо понял, что они не примут нас, деревянных, не смогут. Если открыться – не поверят. И чем дальше от людей будут истуканы – тем лучше и для тех, и для других.
Человек с вислыми рыжими усами, в чёрном кителе, страшно воняющем копотью, вручил мне бумаги, велел расписаться и отдельно заплатить, чтоб груз вытащили из вагона и перенесли на мою телегу.
Я посмотрел бумаги: отправителем груза значился Николай Можаев: кто такой, я не знал, никогда про него не слышал.
Груз был застрахован в обществе “Россия”, на крупную сумму, и я подмахнул отдельный документ, что отправление получил в полной сохранности и не имею претензий.
В ящике, надёжно завёрнутые в два слоя холстины, лежали куски деревянной статуи, мужского пола. Опознать, чей это образ, было невозможно.
Фигуру выдолбили из мягкой сосны, и не сказать чтоб с особенным мастерством.
Её разнесли на куски топором. Кто-то очень сильный расколол её сначала вдоль, ударив в район левого плеча, и сухое лёгкое дерево лопнуло сразу всё, целиком, сверху вниз; статуя распалась надвое, от плеча до пят. Возможно, понадобился и второй удар, но не более того. Голову не тронули, пожалели, она осталась в целости. Далее отрубили обе руки, в районе предплечий, причём одна рука сохранилась и была приложена к останкам, вторая отсутствовала. Наконец, одну половину тела, меньшую, разбили вдоль ещё раз.
Ноги сохранились, но обе ступни также были отрублены и пропали.
Дерево сильно потемнело от времени, однако следов гниения или работы жучков я не нашёл.
Скорее всего, разрубленные куски статуи закопали где-то в сухом песке, в месте с жарким климатом, и произошла так называемая естественная мумификация. Бывает, и тела животных, да и людей, совершенно не гниют, при определённых условиях, на жаре или, наоборот, в холоде, главное – чтобы не было доступа влаги.
Положив все куски на верстак и осмотрев, я решил, что истукан не подлежит реанимации. Моего мастерства не хватит, чтоб соединить изуродованные части.