– Не дам! Не дам! Или меня изруби с ним заедино!
Капитан опускает занесённую руку.
Ветер швыряет ему в лицо, в усы, в глаза ледяную крупу, но капитан не отворачивается.
Со стороны села ветер доносит запах дыма: люди топят печи, греются.
Пар идёт изо рта отца Ионафана, он обнимает деревянное тело, вжался в него, готов ко всему, плачет, но его слёз в темноте не видать совсем.
– Не дам! – кричит он.
Метель уносит его вопль.
Статуя источает тепло, отец Ионафан прижался не как к деревяшке – как к живому телу, руками обнял, ладонями стиснул.
– Не можно творить такое! Не можно!
Метель усиливается. Свищет ледяное, безжалостное. Впереди – зима; как бы выжить.
Полицейский капитан тяжко вздыхает. Его голос – неуверен. Рука с топором опущена, но пальцы стискивают рукоять.
– Ну и как быть? – спрашивает он. – Как быть?
21
Проходи, – сказал я.
Гера вошла в калитку. Я показал ей на крыльцо, сделал приглашающий жест. Она прошла в дом, я – следом. Дверь закрыл, и рука сама собой задвинула засов. Непроизвольно.
Я, конечно, не сделал бы ей ничего плохого.
Наконец, мы посмотрели друг другу в глаза.
Глаза у неё были – отцовские, внимательные, не злые.
А дух – велик, заполнил собой весь дом.
– Знакомиться не будем, – сказал я. – Чтоб время зря не тратить. Как ты меня нашла?
Она протянула клочок бумаги: там моей собственной рукой был начертан мой адрес, телефон и фамилия.
– Я разобрала папин архив. Это было там.
– Всё правильно. Я встречался с твоим отцом. Много раз.
– Это ты его ограбил? – спросила Гера.
– Да, – ответил я. – Но умер он сам. Я его пальцем не тронул. Он увидел меня и испугался. Я, кстати, тоже… Я схватил, что́ мне было надо, и убёг. Когда я уходил, он стоял с ружьём и мне вслед смотрел. Я думал, он мне в спину пальнёт, и на звук соседи сбегутся. Но он не выстрелил. О том, что он умер, я узнал только потом. Я не собирался причинять ему боль, для меня это невозможно. И тебе тоже худого не сделаю.
Гера отшагнула назад, к стене, как будто услышала угрозу; хотя я не двигался с места и улыбался самой приятной улыбкой, на какую способен, причём улыбка была искренняя, если не счастливая.
Я, разумеется, не ожидал ничего такого, – но вот она пришла, дочь Ворошилова, сама, безо всякой моей инициативы, потому что так звёзды совпали; потому что, как говорят верующие, “Господь управил”, потому что так сошлось в тайном мире.
– Имей в виду, – предупредила Гера, – мои друзья знают, где я. Если через час я отсюда не выйду – приедет полиция.
– Это разумно, – сказал я. – Ты всё правильно сделала. Но ты же знаешь: я для тебя безопасен. Ты в глубине души это чувствуешь. Иначе бы не пришла.