Наконец, котелок почти опустел, осталось на донышке.
25
Параскева оставалась недвижной, деревянной.
– Прервёмся, – сказал Читарь.
– Думаешь, не выйдет?
– Не знаю, – нервно ответил Читарь. – С женщинами всегда труднее. В женщинах больше жизни. Пойдём, на свет божий поглядим.
Задули свечи и выбрались.
Снаружи солнце клонилось к закату, в деревне кричали петухи.
Сели на лавку, подставили лица сладкому апрельскому ветру.
– Руки устали, – сказал Читарь. – Локти и пальцы болят. Всё как у людей.
– У меня тоже, – сказал я. – Боль – это людское. Конечно, мы и есть люди. Можешь не сомневаться.
Я включил телефон – и он тут же завибрировал, показывая множество неотвеченных от Застырова. “Этот абонент звонил вам пять раз”. И ещё столько же текстовых сообщений.
“Где ты?” “Выйди на связь”. “Ты дома?” “Набери меня срочно”.
Такая тревожная настойчивость могла означать только одно: Гера Ворошилова пришла в полицию города Павлово и всё про меня рассказала.
Мне стало грустно, даже свет, всегда радовавший меня прекрасный живой дневной свет, слегка померк.
Всё-таки я надеялся, что Гера Ворошилова выдержит.
Кроме оперативника Застырова, со мной трижды пытался связаться сам Пахан, а кроме него – другие, неизвестные абоненты. Полиция, значит, явилась и на фабрику. Им было по пути: сначала на место работы злодея, а затем и домой к нему.
Я представил себе, как они сидят за круглым столом в “аквариуме”, как говорят с Паханом, как тот хмурится и, наверное, поглядывает в сторону шкафа, где стоит подаренная мною бутыль первача; как уверяет, что Антип Ильин – его лучший и старейший сотрудник, золотые руки, дисциплинированный, непьющий, некурящий, неконфликтный; ни одной травмы на производстве, ни прогулов, ни выговоров.
Представил, как они взламывают мой шкафчик в раздевалке, как находят там мой нательный крестик, мой молитвослов. Вспомнил, что оставил там и свой плеер; засмеялся. Плеер, конечно, вызовет изумление. Полностью деревянный, только провода обыкновенные. Вот они открывают деревянную крышку и вытаскивают компакт-диск, а диск тоже – деревянный, хотя выглядит как настоящий, столь же тонкий. Потом они включат его и обнаружат, что он работает, и диск крутится на оси, – только музыку, хранимую на носителе, они не услышат, как бы ни напрягали слух. Они, скорее всего, плеер изымут, может, Застыров его просто в карман к себе сунет, а может, оформит изъятие по правилам, запечатает в особый пакет. Потом они расспросят и моих коллег, в первую очередь Твердоклинова, но тот пожмёт плечами и отвечать будет односложно и нехотя: пролетариат не любит полицию.