Лукас допил свое вино и поднялся с дивана.
— Мне пора. Тебе что-нибудь ещё требуется, Эвелин?
Она подошла к Лукасу:
— Не знаю, как благодарить тебя за всё, что ты сделал.
Лукас улыбнулся:
— Ты для меня — как ещё одна сестра. — Он искоса взглянул на брата. — Я всегда помогу, чем смогу.
Лукас отсалютовал Джеку, на прощание добавив:
— Я сообщу сразу же, как только что-нибудь узнаю.
Джек стоял у окна, сжав кулаки. Небо снаружи совсем посветлело, всходившее солнце окрасило его розовато-лиловыми пятнами. Он ничего не ответил.
Эвелин осторожно переводила взгляд с одного брата на другого, а в её душе нарастала тревога.
В этот самый момент она уже не сомневалась, что Лукас имел в виду не её затруднительное положение, а войну и, возможно, вторжение в бухту Киберон.
Забрав сюртук, Лукас вышел из кабинета. Эвелин повернулась к Джеку.
— Вы обсуждали не меня — вы обсуждали войну, — мягко, без тени упрека заметила она.
— Мы действительно обсуждали тебя, Эвелин, причем довольно подробно.
Сердце оборвалось у неё в груди.
— У меня есть поводы для беспокойства?
— Нет. О тебе я отзывался лишь в самых восторженных тонах. — Его серые глаза загорелись. — Если бы я мог придумать другое место, чтобы спрятать тебя, я отвез бы тебя туда. Мы ведь согласились, что нам лучше держаться друг от друга подальше.
Эвелин вспомнила об их кратком свидании четыре дня назад. Они занимались любовью — с исступлением, неистово, но у них не было возможности поговорить о шпионской деятельности Джека, о войне или о чём-нибудь ещё, в том числе об их чувствах друг к другу.
— Может быть, я не против пожить пока здесь.
— А ты должна быть против, Эвелин. Ты должна сильно возражать.
— Никто не знает, что я здесь, кроме твоей семьи.
Он медленно направился к ней.
— Моряки знают.
— Они не знают, кто я. — Её тело сковало напряженностью. — У нас вообще не было шанса поговорить… недавней ночью.
Джек остановился перед ней.
Я не хочу говорить о войне, Эвелин, и о том, как это затрагивает нас.
— Это несправедливо, — тихо отозвалась она. — Возможно, я смогу заставить тебя передумать. — Она сжала Джека за плечи и, встав на цыпочки, потянулась к нему, добавив: Я, разумеется, не хотела, чтобы меня стал преследовать капитан Барроу, но в этой истории есть и свое преимущество, ведь я сейчас — рядом с тобой.
— Думать так может только очень глупая женщина, — сказал Джек, наклоняясь к Эвелин. Он легонько коснулся губами её губ. — Ты права. Никто не знает, что ты здесь. — И он притянул её ближе, уже пылко, с жадностью припав к её губам.
«Я — не глупая женщина, — подумала Эвелин, — я — влюбленная женщина».