Философия энтропии. Негэнтропийная перспектива (Кайтез)

Эту совокупность убеждений одни называют универсальной языковой игрой, всеобщей системой координат, другие – стандартом рациональности, символической формой, исследовательской традицией, третьи – дисциплинарной матрицей, моделью мыслительного единства, где теория понимается как смысловая или рациональная, предпосылкой определенного корпуса самоочевидных заданных знаний, верований и значений. – Этот модус рассмотрения реальности включает в себя четыре основных компонента: символическую генерализацию (понятия, которые могут выражаться логически), метафизические аспекты (взгляд на мир, система верований, убеждений и высших целей), ценности (прежде всего моральные и эстетические) и общепринятые образцы (методологические и коммуникативные).

Зашифрованное сообщение является информацией для того, кто знает шифр, загадкой – для того, кто не знает, а бессмыслицей – для того, кто даже не догадывается, что речь идет о шифре. – Реальные жизненные примеры обычно гораздо сложнее, несмотря на свою очевидность. – Нацистские концлагеря были хорошо организованы, в них тратился минимум энергии для достижения максимального результата – учитывая цели их создания, в них было минимальное количество энтропии. Но эта почти нулевая энтропия была частью некого противоречащего жизни принципа, инкорпорированного в идеологию ненависти и уничтожения, по сути, увеличивала общечеловеческую, а тем самым и космическую энтропию (с предпосылкой, что человек имеет потенциал для ее уменьшения). – Социал-утопические коммуны имели духовно низкий, а экономически высокий уровень энтропии. – Западная цивилизация развила некоторые аспекты организации, порядка и духа до невиданных прежде в истории масштабов. Но заплатила за это высокой ценой: небрежением к общему благу человечества, к непостижимым страданиям большинства собственного населения (в первоначальной аккумуляции капитала, в империальных войнах, в экономических кризисах), ослаблением моральной субстанции общины, неконтролируемой погоней за деньгами. – С одной стороны, свобода ускоряет сложность и упорядоченность системы, дает возможность развиваться творчеству. С другой, она увеличивает непредсказуемость и хаос, а тем самым уменьшает организационные и управленческие силы системы, позволяя объектам с низкой энтропией превратиться в высокоэнтропийные и затрудняя человеку и обществу возможность сконцентрироваться на достижении определенной цели. Итак, творчество требует упорядоченности, самоограничения свободы. В общественном плане свобода усложняет поддержание порядка, следовательно, энтропия растет. Хотя в определенных условиях открываются возможности для изобретательности, существующие образцы демократии и либеральной экономики проявляют себя с течением времени как высокоэнтропийные модусы организации общества. Свободный рынок с течением времени увеличивает экономическую энтропию (из-за увеличения потребления, толерантности да и поощрения криминала, из-за того, что игнорирует собственные таланты из низших общественных слоев, из-за безвозвратной потери духовно-энергетических потенциалов, из-за опосредованного и рафинированного единомыслия, экологически нерационального и безответственного поведения). – Поскольку диктатура не терпит конкуренции, она решительнее сводит счеты с криминалом, реже оказывается в экономических кризисах, легче осуществляет национальные стратегии, а зачастую больше заботится об образовании и здоровье самых бедных, однако стремится к непосредственному уничтожению всех идеологически несоответствующих тенденций, к откровенному единомыслию и к грубому насилию по отношению к инакомыслящим. – С одной стороны, черные дыры своей неупорядоченностью способствуют энтропии. С другой, заглатыванием материи, полной энтропии, уменьшают общую энтропию вне черной дыры. (Правда, если брать в расчет энтропию в черной дыре, уменьшения нет, но не существует общего мнения, является ли энтропия внутри черных дыр навсегда в них закрытой.) Кроме того, вся собранная энтропия, остающаяся в черных дырах, разлагается в центре черных дыр до уровня элементарных частиц, а то и до уровня нуля, что мы могли бы, условно, назвать состояниями/потенциалами, из которых возникают элементарные частицы. Энтропия таким образом была бы уничтожена, но энергия, появившаяся в результате этого уничтожения, и дальше не могла бы быть используемой. Гипотетически некая интеллектуальная единица, для нас немыслимо развитая, могла бы обернуть стрелу времени и использовать этот негэнтропийный потенциал, если бы вся используемая энергия была потрачена. Таким образом, теоретически, жизнь могла бы продлиться. Конечно, онтологически это считалось бы не творением ex nihilo, а неким видом преобразования существующего.

Правда, человеческий геном отличается от генома шимпанзе только на 1,5 %, из чего следует, что людьми нас делает не только структура генома, но и то, как функционирует геном, о чем наука все еще, в сущности, знает очень мало.

Например, хотя человек физиологически несравненно менее адаптирован к обычным природным трудностям, чем динозавр, он, вооружившись аккумулированными ресурсами энергии и знаний, возможно, имел бы силы противостоять астероиду или некой другой космической угрозе, по отношению к которой бессловесные динозавры мелового периода мезозойской эры были бы совершенно неспособны; не случайно человеческий мозг потребляет в десять раз больше кислорода и глюкозы, чем было бы соразмерно его участию в массе организма, и восемьдесят процентов генов человеческого генома направлены на становление, развитие и функционирование мозга – эти биологические и эволюционные инвестиции (жертвы) мозг, однако, возвращает сторицей.

Удар астероида десяти километров в поперечнике на полуострове Юкатан в Мескике 65 миллионов лет назад привел к климатическим изменениям, многолетней темноте, долго длившейся зиме и уничтожению ¾ живых видов. С одной стороны, это увеличило энтропию с учетом последствий для существовавшего на тот момент животного мира, с другой стороны, если рассматривать долгосрочно, уменьшило ее, т. к. дало возможность млекопитающим развиться в животных с самым высоким уровнем интеллекта, которые организационно, информационно и структурно обогатили качество жизни на Земле, тем самым уменьшив энтропию. Без упомянутой (условно говоря) деструкции (одного модуса жизни), невозможно было бы дойти до (условно говоря) конструкции (другого модуса жизни, т. е. до развития крупных млекопитающих, а затем и человека). – Семена некоторых видов деревьев могут прорастать только после того, как подвергнутся высоким температурам, поэтому для них оптимальные условия развития – экстенсивные и пространственно-временно ограниченные лесные пожары. В определенных обстоятельствах огонь, поглощающий все живое перед собой, может уничтожить сорные растения и обновить питательные составляющие почвы, т. о. благотворно влияя на экосистему. Так, катастрофы являются рычагами развития.

Если рубить деревья, чтобы из полученных бревен строить дома, если силой защищаться от насилия, если увеличивать безопасность и эффективность системы, ставя под угрозу свободу и творчество внутри (или вне) этой системы – тогда мы одновременно увеличиваем и уменьшаем энтропию.

Если бы мы в целой библиотеке знали наизусть места книг, положенных как попало на полки, тогда это знание было бы максимальной информацией внутри данной системы. Но использовать логику чистой, брутальной индукции для знакомства с целым универсумом бессмысленно, даже если абстрагироваться от цены такой попытки и даже если считать универсум закрытой системой. Состояние названий книг на полках статично, поэтому полное знание об этом состоянии, насколько бы ни было велико количество, достижимо индукцией, учитывая, что заключения на основе полноценной индукции ведут к абсолютно достоверному знанию в границах данных притязаний. С другой стороны, даже если это закрытая система, универсум не может быть познан индуктивно, так как он динамичен, а потому его свойства неисчерпаемы. Только начнем его познавать, а он уже не тот, что был. С наивно-реалистической точки зрения, к которой склоняется рационально-научное мышление, возможна компьютерная симуляция универсума. Подобная позиция, оплачивающая свою эффективную аппроксимацию ослаблением чувствительности к диалектическим нюансам, ведет свое начало еще от мысленного эксперимента демон Лапласа. Этот эксперимент оправдывает каузальный детерминизм, успешный на уровне грубых обобщений и неживой материи. Утверждение, что возможна компьютерная симуляция универсума, тяготеет к наивно-реалистическому и в основе своей статичному мировоззрению.

Термин негэнтропия ввел в употребление Леон Николас Бриллюэн, сократив термин Эрвина Шрёдингера отрицательная энтропия, который великий ученый обозначил процесс, противоположный энтропии – мера порядка и организованности системы, качество энергии в системе.

В Библии на пути преображения ярем становится благим, а бремя легким.

Существует ли возможность абсолютной негэнтропии, которая полностью обратит стрелу времени – о том будет речь, в основном имплицитно, ниже. Сейчас скажем только, что такая негэнтропия должна питаться не только временными ресурсами внешнего окружения, но и абсолютными ресурсами, добавленными во внешний порядок вещей. Для этого необходима непрерывность цепи бытия между имманентностью и трансцендентностью. Иначе говоря, ресурсы в имманентности только преображаются; добавленные ресурсы должны приходить из трансцендентности.

Со временем станет ясно, что это касается не только механических, но химических и биохимических процессов.

Достижение такого состояния можем философски назвать вхождением в мир небытия. С этой точки зрения, тепловая смерть то же самое, что смерть любого другого типа.

Первое начало термодинамики вводит понятие энергии, исключая возможность существования вечного двигателя первого рода, т. е. устройства, способного совершать работу без затрат энергетических ресурсов. Изменение внутренней энергии закрытой термодинамической системы равно сумме тепловой энергии, сообщенной системе, и термодинамической работе, примененной к системе. – Второе начало, философски ключевое, вводит понятие энтропии и устанавливает фундаментальную асимметрию природных процессов, исключая возможность существования вечного двигателя второго рода – устройства, которое бы превращало в работу совокупное тепло, извлекаемое из окружающих тел. Совокупная энтропия изолированной термодинамической системы увеличивается до своего максимума. – Третье начало термодинамики гласит, что энтропия стремится к определенному конечному пределу, когда температура системы асимптотически приближается к абсолютному нулю (если воспользоваться философской терминологией: к полному равновесию, совершенному порядку, за который надо заплатить величайшей возможной ценой – прекращением всякого движения, полной отменой жизни/существования).

Хотя нам не удастся согреть руки на куске льда, в нем тоже существует теплота: может быть создана машина, работающая благодаря разнице температур куска льда и, например, гораздо более холодного жидкого водорода.

Жан Фурье математически доказал, что температурные разницы с течением времени стремятся к одной величине из-за перехода тепла из области высшей температуры в область низшей температуры.

Процессы в термодинамических системах выражаются макроскопическими величинами (температура, давление, концентрация компонентов/ вязкость и другими).

Альфред Тарский утверждал, что истину в любом формальном языке невозможно доказать на том же самом языке. – С одной стороны, математика является парадигматическим примером достоверного познания и индикатором любой теории научного познания (эпистемологии), а с другой, ее достоверность должна быть узаконена или оспорена всеобъемлющей теорией познания, т. е. является спорной сама эта достоверность, как и достоверность чего бы то ни было другого. В первом случае эпистемология узаконена или независима от того, возможно ли доказать математическую достоверность в смысле ее применимости; во втором случае математика узаконена или не зависима от того, может ли она быть обоснована эпистемологически.

Подобную двойственность можно обнаружить и в некоторых природных тенденциях, как, например, кристаллизации, выравнивании, нормальном распределении, симметрии, упорядоченности. (Гипотезу об упорядоченности системы за счет ее внутренней динамики изложил Декарт.)

Томас Пинчон создаст своему читателю атмосферу, в которой все кишит диссонансами. Широк диапазон изображения помех и недоразумений в его прозе: технические (отключение электричества, опечатки, гул), семантические (хаотичность посланий, беспорядочность пляски глухонемых, пьяные разговоры, разрыв связей между субъектами), гносеологические (потеря здравого разума), экзистенциальные (герой тонет, горит). В имплицитной интерпретации, ряд продолжается: тьма, неизвестность, гнев, неумеренность, соперничество. Атмосферу прозы Пинчона характеризуют неупорядоченность, непредсказуемость, неуравновешенность, неврастеничность. Правда, иногда даже герой Пинчона понимает, что изолированная система стихийно должна развиваться не в направлении гибельного равновесия, а к жизни и творчеству.

При самых благоприятных условиях только 5 % солнечной энергии превращается в полезное производство фотосинтеза. Не следует забывать о том, что в экосистеме переход энергии осуществляется через цепь питания. Переход к каждому следующему звену уменьшает исходную энергию в десять раз. Поскольку энергия последовательно теряется, существует экологическая энергетическая пирамида. Эффективность природных систем ниже, чем эффективность большинства машин. В живых системах много тепла тратится на обновление. Всякое повышение эффективности биологической системы чревато увеличением расходов на поддержание ее в стабильном состоянии.

Вслед за Циолковским, Евгений Александрович Седов утверждал, что рассеяние тепловой энергии компенсируется концентрацией массы под действием силы гравитации. По его мнению, материя упорядочивается на высших уровнях структурной организации и дезорганизуется на низших.

Напомним, что постоянная Планка – это мера неопределенности при рассмотрении на субатомном уровне. Как таковая, она узаконивает непредсказуемость, а возможно, и свободу. – Впрочем, в принципе неопределенности Гейзенберга утверждается, что можно описать поведение группы электронов, но не отдельного электрона. – В рамках общественных наук, Освальд Шпенглер статистику поместит в органическую, изменяющуюся жизнь, в мир судьбы, а не закона.

Больцман так хорошо понимал значение термодинамических импликаций для жизни, что всеобщую борьбу за существование видел, прежде всего, в борьбе за используемое тепло. (Вильгельм Оствальд попытается сформулировать энергетический императив: благом является то, что производит минимальный расход энергии. Это похоже на идею Маха об экономии мышления).

Квантовая механика рассматривает реальный физический вакуум не как пустоту, а как особое состояние материи, имеющее сложную, скрытую структуру и обнаруживающее свои свойства только во взаимодействии с частицами. Т. о. вакуум – пространство, где, с точки зрения доктрины, ничего нет – имеет динамическую природу. В этой живой пустоте пульсируют бесконечные ритмы созидания и разрушения, что заставляет усомниться в классической термодинамической энтропийной картине мира.

Если бы мы не стеснялись быть циниками, мы могли бы вещи, связанные с энтропией, понимать и следующим образом: на качественную и содержательную жизнь быстро тратятся оставшиеся запасы времени; если мы хотим продолжить жизнь универсума, необходимо умерить аппетит, а если хотим продлить нынешнюю жизнь, насколько это в нашей власти, лучше всего не жить вовсе. С этой точки зрения жизнь не уменьшает энтропию, а лишь продуцирует порядок необыкновенно высокого уровня за счет огромного, выше среднего уровня, беспорядка окружающего мира. Усилия по сохранению экологии, если их рассматривать из более широкой термодинамической перспективы, связаны с энтропией, поскольку сохраняют порядок на Земле, увеличивая и ускоряя беспорядок Земного окружения. Более того, любое творчество связано с энтропией, любое рождение, как и любое изобретение, как и некреативные события. Живые существа являются коллекторами и трансформаторами энергии. Не без горькой иронии мы могли бы заметить: лучше всего было бы, если бы жизни вообще не было – тогда энтропия хотя бы немного уменьшилась.

Разумеется, человеческому разуму свойственно продолжать ряд вопросов. Что, если когда-нибудь все виды энтропии будут преодолены, если реализуется преображение мира? В чем был бы смысл какого-либо бытия? Ответить на эти и подобные вопросы с нашим космическо-сознательным горизонтом невозможно – по крайней мере, пока наш образ существования такой, какой нам известен.

Иными словами, как справиться со следующим противоречием: если ДНК мог сомкнуться и потом копироваться только с помощью энзима белка, а энзимы могут возникнуть только посредством ДНК, тогда ни первое, ни второе не могло развиться, если одно из них еще не существовало. По мнению Умберто Матураны и Франциска Варелы, живые существа рекурсивно, путем взаимодействия с окружающее средой, генерируют и имплементируют производящую их сеть, воспроизводя в собственных пределах как границы этой сети, так и участвующие в ней компоненты. Так, например, клетка производит компоненты своей мембраны, без которых клетка не может существовать. В этом смысле нет особенной разницы между производителем и произведением.

Согласно некоторым математико-статистическим вычислениям из области термодинамики живых систем, вероятность случайной организации простейших органических молекул – 1 к 10^>40.000 (когда речь идет о простейших микроорганизмах, расчеты гораздо более пессимистичны). Со времени Большого взрыва прошло 13,7 миллиарда лет. По предварительным расчетам общее количество событий (элементарных логических операций), которые могли бы произойти во вселенной за это время не превышают 10^>120. Это число – высшая граница количества «экспериментов», которые могла произвести Природа и которые теоретически возможны. Итак, данный предел означает, что события с вероятностью 10^>40.000 никогда не случились. Поскольку возникновение жизни путем неуправляемых физических и химических процессов невозможно, напрашивается вывод, что жизнь является результатом активности целесообразного разума. Но откуда целесообразный разум в Природе? Напомним о нашей гипотезе относительно большой цепи бытия, связующей имманентность и трансцендентность. Здесь требуется осторожность. Случайная организация не тождественна спонтанной организации. Спонтанная организация не случайна. Возможность того, что явления и события в Природе спонтанно организуются больше, чем возможность того, что они организуются случайно. В спонтанную организацию инкорпорированы элементы интеллектуального замысла и плана.

Корпускулярно-волновая теория даст импульс философским исследованиям. Это научно и философски парадигматический пример комплементарности – стратегии, очень близкой диалектическому пониманию вещей. Идея в том, что свет имеет двоякую природу. Бор был уверен, что физике необходима совершенно новая парадигма, выходящая за пределы односторонне понятых сведений об объекте, детерминации, каузальности, чтобы описать действительность более сложно и целостно. Поскольку в субатомном мире все физические величины имеют статистический характер, некие величины не могут рассматриваться единовременно или не могут измеряться единой меркой. (Свою теорию Бор считал в большей степени философской, нежели научной). Комплементарность не отменяет объективности толкований, а пытается в специфических обстоятельствах атомной физики объяснить все с помощью диалектического единства анализа и синтеза. Микрообъекты имеют дуальную, корпускулярно-волновую природу. Невозможно единовременное точное измерение связанных величин места и импульса. В этом смысле такие величины несовместимы. Объекты в микромире являются квантовыми состояниями системы макромира. В квантовой механике речь идет о подходе к понятийным парам пространство-время и энергия-импульс. Динамические характеристики микрочастиц (координата, импульс, энергия и т. д.) являются не их собственными характеристиками, а контекстуальными, ситуативными свойствами. Т. е. квантовая механика говорит не о микрообъектах самих по себе, а об их свойствах, проявляющихся в макроусловиях. Они исследуются классическими измерительными инструментами в процессе наблюдения. Поведение атомных объектов невозможно полностью отделить от их взаимодействия с измерительными инструментами, а эти инструменты фиксируют условия, при которых происходит явление. Принцип комплементарности – философская основа этой теории. Таким образом теории Бора и Гейзенберга объединяются: между волновыми и корпускулярными свойствами микрообъектов существует комплементарность, а также действует принцип неопределенности (координаты и импульс микрообъекта не могут определяться независимо с абсолютной точностью). Вероятностный характер квантовой механики принципиален, он не говорит о том, что наше понимание ограничено, что мы не знаем значений некоторых скрытых переменных. (в классической физике вероятность является результатом неполного знания в детерминированном мире). Акт измерения вызывает непосредственный коллапс волновой функции. В интерпретации Бора и Гейзенберга, мы способны определить универсальное свойство мира, а именно: свойство мира – это индетерминизм.

В кристаллическом состоянии составные частицы распределены правильным периодическим образом в соответствии с трехмерными требованиями симметрии. Утверждение, что нечто имеет форму кристалла, означает, что трехмерное распределение частиц (например, атомов, ионов и молекул) является правильным, периодическим. Кристаллическое состояние – это упорядоченное состояние, хотя эта упорядоченность в материальном мире подразумевает и незначительные, и значительные дефекты, т. е. отступления от идеального периодического распределения частиц (кристаллические структуры всегда где-то между порядком и беспорядком, что на самом деле является идеальными условиями для существования). Внешний вид кристалла – результат симметричного распределения его составных частиц. Апериодические кристаллы – некий тип квазикристалла.

Со временем теоретическая биология становится структурной наукой об организованных системах, что в методологическом смысле дает возможность установить параллели между физико-химическими, биологическими, экологическими, экономическими, социальными, филологическими и прочими системами.

Только с наивно-метафизической позиции креационизм имеет больший негэнтропийный потенциал, чем эволюционизм. Впрочем, речь идет не о разных лагерях, несмотря на мнение их приверженцев. Креационист попытается доказать, что человек имеет божественное происхождение, утверждая, что человек произошел не от животных. Но это не является доказательством, поскольку существует вероятность, что человек имеет некое другое внебожественное происхождение – например, его ДНК прибыл с некой другой планеты. А эволюционист будет доказывать, что у человека не божественное происхождение, утверждая, что человек произошел от животных. Но это также ничего не доказывает, т. к., возможно, человек имеет и животное, и божественное происхождение, если согласиться, что все животные божественного происхождения. В первом случае логически безосновательно за эквиваленты принимаются синтагмы божественное происхождение и неживотное происхождение. В другом случае логически необоснованно эквивалентами называются синтагмы животное происхождение и внебожественное происхождение! В более широком контексте эволюционизм выглядит более приемлемым, т. к. в понимании сути вещей он сложнее, дифференцированнее, тоньше, рафинированнее, имеет больше нюансов и не теряет метафизической глубины и негэнтропийной креативности. В сущности, эволюционизм не является ни атеистическим, ни вульгарно-материалистическим учением; можно было бы отнести его к пантеизму.

В свободной философской интерпретации можно было бы сказать, что на молекулярном уровне жизни все структуры клетки наполнены неким видом изобилия. Подобно тому, как Бог излучает свою божественную энергию на свое творение, так и живые существа излучают свою живую энергию в окружающий мир. Различие, азумеется, в онтологических уровнях.

Одно из первых открытий в этой области – эффект самосовершенствования катализатора в реакциях (в конце пятидесятых годов). Концепция самоорганизации для биологических систем является континуальной самоорганизацией – концепцией эволюционного катализа. В отличие от когерентной самоорганизации, в диссипативных системах с большим числом элементов (в так называемых макросистемах) рассматривается континуальная самоорганизация для индивидуальных (микро)систем. Прогрессивная эволюция с естественным отбором возможна только как саморазвитие непрерывной самоорганизации индивидуальных систем. Существует естественный процесс самокорреляции координированного движения частиц разбросанных материалов.

Изучение химических форм движения материи не следует рассматривать независимо от понимания отдельных этапов химической эволюции субстанции, т. е. вневременных и исторических характеристик химии как науки. Не случайно всю химическую науку Владимир Иванович Кузнецов разделил на четыре концептуальные системы (учение о составе, структурная химия, учение о химических процессах и эволюционная химия). Итак, эволюционная химия является особой концептуальной системой. Это учение о высших химических формах и о химической эволюции материи, о процессе самоорганизации субстанции: от атома и простых молекул до живых организмов. Без самоорганизации нет и эволюции. Химическая эволюция привела к появлению жизни. Биогенез – это единственная форма диалектического перехода от неживого элемента к живой совокупности всевозможных процессов развития материального мира. Эволюционная химия предполагает включение в химическую науку принципа историзма и понимания времени. В более широком смысле существуют три триады: состав-свойство-структура; структура-функция-организация; организация-поведение-самоорганизация. Каждая из них означает создание новой концептуальной системы. Атом не является только аддитивной системой, его свойства не следует рассматривать только как простой набор свойств элементарных частиц. Большую роль в понимании химических процессов играет способность субстанции устанавливать связи с другими субстанциями.

Исходя из предположения, что существует целостность неживой и живой материи и что исключительная сложность живых существ является следствием ступенчатой химической и биологической эволюции материи, Александр Иванович Опарин развил теорию химического начала жизни (абиогенеза). Под влиянием электрических разрядов и ультрафиолетового излучения атмосферные газы реагировали с горячей водой, создавая первые органические молекулы; они постепенно концентрировались в небольших водяных резервуарах, которые Опарин называет первичным бульоном. Усложнение органических молекул вело к появлению новых многомерных структур – коагулянтов и коацерватов. Находясь в водяном растворе, коацерваты формировали еще более сложные структуры (с двойной липидной мембраной, подобной клеточной), способные к процессу осмоса. (Опарин назвал их протобионтами – структурами, способными расти, делиться и обладающими первыми признаками метаболизма.) Опарин был убежден в закономерности и целесообразности процесса создания живой материи. – Согласно другим концепциям возникновения жизни, атомные группы и молекулы соединились случайно, сталкиваясь в водах первобытного океана. Джон Сандерсон Холдейн был уверен, что первыми живыми существами были огромные молекулы (хотя его теория во многом совпадает с точкой зрения Опарина, в ней не упоминаются коагулянты и коацерваты). Химическая эволюция предшествует биологической. Материя самоорганизуется, что естественно, т. к. самоорганизация свойственна всем относительно сложным системам. Молекулы быстро и экономично составляются в ряды полимеров по правилам кода. Первая среда, способная к самозарождению – это макромолекулярная система типа гена. – Стенли Ллойд Миллер и Гарольд Клейтон Юри экспериментально симулируют гипотетические условия ранней Земли, проверяя возможность синтеза органических соединений из неорганических путем химических реакций. Эксперимент показал присутствие многих аминокислот, свойственных живым организмам. Усовершенствованная версия этого эксперимента дополнительно подтвердила их результаты.

В шестидесятые годы XX века понятие самоорганизации используется в теории систем, а в семидесятых и восьмидесятых в физике сложных систем – сегменте статистической физики, изучающей макроскопические свойства систем, составленных из большого числа взаимозависящих объектов. Термин сегодня чаще всего используется в эволюционной биологии, но прежде всего в супрамолекулярной химии – междисциплинарной науке, включающей химические, физические и биологические аспекты рассмотрения более сложных, чем молекулы, систем.

Скептически относясь к идее Бергсона о творческой эволюции, один из основателей синтетической теории эволюции Эрнст Вальтер Майр, все-таки признает, что многие философские проблемы биологии не могут быть решены на основе картезианства. Логика критики витализма выглядит неубедительной. Взаимодействие компонентов одной системы следует исследовать с таким же вниманием, как и сами эти компоненты.

Например, до эпохи неолита люди были настолько рассеяны по Земле, что значимые для человеческого рода события были редки и медленны. С тех пор, как возникли поселения, особенно городские и крупные, коллектив своей плотностью ускорил собственную самоорганизацию (что, с другой стороны, приводит к опасности воздействия энтропии).

Этот термин в 19-м веке в философию ввел Джодж Генри Льюис. По его мнению, эмерджентные действия отличаются тем, что не объяснимы полностью каузально, а тем самым непредсказуемы в своих системных свойствах. В теории эволюции, так называемые, высшие свойства сложнейших организмов не могут быть полностью объяснены и предсказуемы взаимодействием системных свойств. (Николай Гартман результат эмерджентности назовет категориально новым.) Речь идет о переходе на новый уровень организации. Эмерджентным мы называем свойство некой системы, когда тем же свойством не обладает ни один из ее элементов. Ни один муравей не способен блюсти интересы муравейника, как целой системы, каждый из них в состоянии осуществлять очень скромное число операций, для которых необходимо только несколько элементарных информаций. Но «хитрость разума» всего муравейника использует, в пределах возможного, каждое единичное действие каждого отдельного муравья в интересах муравейника.

Теория эгоистичного гена Ричарда Докинза – это самая радикальная версия дарвинизма. В отличие от классического понимания эволюции, Докинз утверждает, что дарвиновская борьба за существование происходит между генами, а не между особями или видами, являющимися лишь носителями генов, как репликаторов информации. Гены используют тела живых организмов для своего существования. (Можно было бы пойти дальше, т. е. сказать, что информация, своего рода посредник между творцом и созданием, использует гены, как тела для своего существования.) Эволюция функционирует не путем индивидуального отбора в некой селективной среде, а как результат отбора генов. Докинз рассматривает эволюцию, как волю к могуществу, расширению, доминированию и репликации, которая управляет генами; ошибаясь иногда в оценке пользы и вреда, они исчезают вместе со своей «скорлупой». Самые успешные гены находят себе самые стабильные и удобные организмы. В этом состоит идея расширенного фенотипа. Все это согласуется с универсальным принципом природы о максимизации выгоды и минимизации расходов. Альтруизм у людей проявляется как признак личной выгоды точно так же, как заинтересованность гена в том, чтобы сохраниться в телах родственников.

Реакции Белоусова-Жаботинского – это класс химических реакций в колебательном режиме, при котором некоторые параметры реакции (цвет, температура и т. д.) периодически меняются, образуя сложную пространственно-временную структуру. – Система линейна, если величина на выходе из системы пропорциональна величине на входе в систему. Система является нелинейной, если этой пропорциональности нет. Но большинство нелинейных систем не полностью хаотично. Они отличаются сложностью, а сложность – это взаимодействие между хаосом и порядком. Сложные системы в состоянии вести себя эмерджентно, а т. о. взаимодействие и конкуренция приводят к появлению нового. Хаос подразумевает нелинейность. Теория хаоса описывает поведение динамических эволюционных систем, чувствительных к первоначальным условиям. Результатом является экспоненциальный рост пертурбаций в начальных условиях, а поведение хаотических систем выглядит случайным. Это происходит даже тогда, когда речь идет о детерминированных системах. Собственно, речь идет о детерминированном хаосе, что указывает на известный уровень порядка. Такой хаос имеет структуру, ясную и постижимую с помощью знания. Проблемы возникают в неадекватных линейных моделях, в сложных условиях далеких от равновесия. Эксперименты Белоусова и Жаботинского вносят порядок и закономерность в (на первый взгляд) хаотическое поведение химических реакций. В шестидесятые годы прошлого века наступает расцвет нелинейной термодинамики и исследований открытых систем, способных к обмену материей, энергией и информацией с окружающей средой. Философия молчит, а наука не может осознать глубину и широту последствий своих открытий.

Например, сами по себе, монады души Лейбница лишены сознания; но их аккумуляция приводит к осознанности происходящего в уме.

Согласно общей теории систем все системы стремятся к достижению и поддержанию стабильного состояния. Системы, создающие упорядоченное целое, демонстрируют способность к самоорганизации. Чем сложнее система, тем она более открыта для приема материи, энергии и информации. Чтобы сохранить структурную целостность и полноту, система должна быть приспособляемой. Так мы приходим к кажущемуся парадоксу: для повышения стабильности система должна увеличить неравновесие, что является также необходимым условием для появления новой организации, нового порядка, новой системы. Развитие часто, если не всегда, является условием существования, т. к., в сущности, это адаптация к изменениям в окружающей среде. Поэтому есть вероятность, что система превосходит себя саму, т. е. самоорганизуется в более высокий порядок сложности. С другой стороны, неизменяющиеся системы становятся нестабильными, потому что они не адаптируются к постоянно происходящим изменениям.

Процессом самоорганизации, помимо Пригожина, занимался Герман Хакен. В синергии различные подсистемы «срастаются» в большую систему. Это требует междисциплинарного исследования общих закономерностей явлений и процессов в сложных неравновесных системах на основе неотъемлемых принципов самоорганизации. Чем лучше мы познаем эти закономерности, тем легче при прочих равных условиях регулировать и оптимизировать явления. Основной концепт синергетики состоит в определении структуры, как состояния, являющегося результатом многовариантного и неоднозначного поведения в условиях открытости, протока энергии извне (синергетика связана прежде всего со структурами, которые не терпят энергетического «голода»).

Естественные науки в последние десятилетия внесли исключительный вклад в углубление нашего понимания мира. Но следует предупредить, что применение исключительно метода точных наук в познании жизни ведет со временем к одностороннему толкованию процесса развития и эволюции. Гипертрофия парциальных знаний ограничивает возможности истинно негэнтропийного рассмотрения феномена жизни. Знание о жизни движется от аналитической ориентации к универсальному эволюционизму, от статического к концептуально переменчивому контексту, от логицизма к плюралистическому подходу. Человек обнаруживает новые факты и закономерности, являющиеся результатом прямого исследования молекулярных, биохимических и физиологических основ жизни, морфологии живых организмов, отношений в биоценозе и др. Открытие новых фактов приближает нас к пониманию природы и происхождения жизни, фундаментальной закономерности биоэнергии и биогенеза, связи явлений жизни с высшим химизмом и явлений высшего психосоциального уровня материи, соответствующего высшим проявлениям жизни.

Purus кроме прочего означает чистую, безусловную пользу, неоскверненность, незапятнанность. Actus purus можно понимать, как дополнительную, а не преображенную энергию.

Владимир Иванович Вернадский сравнивает знание и рост технической мощи с геологическими силами: субстанция не инертна, не мертва, она дифференцирована, а обмен материей, энергией и информацией между неорганическим и органическим миром постоянен. Мозг человека, являясь трансформированной живой субстанцией, обеспечивает деятельность, увеличивающую геологическую силу биосферы. Мышление становится планетарным и космическим явлением.

Арнольд Тойнби показал, что успешные ответы на вызовы являются движущей силой цивилизации. Вызов не должен быть слишком слабым или слишком сильным. Постоянные импульсы выводят данную цивилизацию из состояния, близкого к равновесию, создавая предпосылки для достижения равновесия на высшем эволюционном уровне с помощью адекватной реакции на вызов, как на нарушение порядка. На стадии возникновения и роста возникают ответы на вызовы окружающей среды, и цивилизация развивается. На стадии перелома и экспансии способность находить ответы на вызовы окружающего мира теряется. Власть перестает уповать на силу аргументов, применяя грубую силу. Мелочность и эгоизм властвующей элиты в совокупности с ленью, невежеством и консерватизмом пассивного большинства приводят к деградации цивилизации. Рост цивилизации отличается разнообразием, многообразием и креативностью, а ее упадок характеризуется стандартизацией и вторичностью. – Но здесь следует учитывать и замечание Маркса: ни одна общественная формация не погибает прежде, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Хотя сегодня существуют материальные условия для решения массы проблем человечества, задача, поставленная перед человеком, еще не обрела кристальной ясности.

Чтобы производство на единицу территории или на поголовье скота увеличилось в четыре раза, необходимо потратить в десять раз больше ресурсов и энергии. Высокопродуктивное (загрязняющее окружающую среду) сельское хозяйство, следовательно, тратит в два с половиной раза больше энергии на единицу (плохого) продукта, чем низкопродуктивное (органическое). Увеличение количества оплачивается снижением качества, и тут не может помочь никакая прогрессивная диалектика. Рост экономической продуктивности увеличивает энтропию, т. к. уменьшает экономичность биосферы. Закрытый производственный цикл оказывается несостоятельным.

Державы злоупотребляют выпуском денег, что эквивалентно экспорту энтропии (отсюда и постоянное уменьшение золотого фонда и инфляция, являющаяся отсылкой энтропии с малого на большое число адресов). Богатые страны производят более ½ отходов высокой энтропии, хотя составляют только 1/7 мировой популяции. Более бедные страны вывозят рабочую силу, интеллектуальную элиту и сырье (свои единственные козыри в борьбе против энтропии), ввозя из богатых стран продукты высокой энтропии: культурные образцы, стиль жизни, привычки, ценности, обычаи, а также загрязнение окружающей среды, ГМО, бомбы. Ввоз образцов культуры, стиля жизни и ценностей отличается высокой энтропией, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, потому что ценности, базирующиеся на идеях/ конвенциях оплачиваются гораздо более дорогими ценностями (во всяком случае, так происходит в условиях нищеты). Во-вторых, потому что такой ввоз уничтожает опорные точки национальной культурной самостоятельности, разъединяя и дезорганизуя общество.

На первый взгляд, Вислава Шимборская права: после каждой войны кто-то должен прибраться. Однако, чтобы нечто было приведено в порядок, что-то другое должно стать более беспорядочным, чем прежде. Дело не только в том, что не существует бесплатного порядка, а в том, что порядок всегда дороже своей цены, т. к. счет предъявляется не только людям, но и другим звеньям великой цепи бытия. Приведение в порядок, следовательно, тоже своего рода война, но на другом онтологическом уровне: любое наведение порядка приводит к новому беспорядку где-то в другом месте, а после любого нового наведения порядка, беспорядок только увеличивается.

Такая модель существования требует ресурсов семи наших планет. Чтобы поддерживать сегодняшнюю модель только в рамках одной генерации, необходимо, согласно технологическим стандартам Древнего Рима, и согласно конформистским требованиям современного Запада, 1,400 миллиарда рабов (что сильно превышает общее число людей, когда-либо живших на этом свете). Хотя человеку на все нужды достойной и духовно богатой жизни (касающиеся пищи, одежды, тепла, медицины, транспорта, образования, культуры и т. д.) достаточно всего нескольких десятков тысяч джоулей в день, среднестатистический житель богатых стран сегодня тратит 840.000 джоулей. Если 1/6 всей трудовой деятельности западной цивилизации так или иначе связано с автомобилями, а больше половины с армией и дешевыми развлечениями, то ясно, что речь идет об энтропийной цивилизации, об отфильтрованном и объективированном беспрецедентном зле.

Оправдывая высокие расходы на вооружение и безопасность, идеологи и официальные представители богатых стран, обычно прикрываются красивым утверждением, что нет такой цены, которую не стоило бы заплатить, лишь бы защитить обустроенный образ жизни. Но именно этот образ жизни является похвалой глупости, ветром в спину принципу энтропии и всеобщей деструкции: нестабильности, неуверенности, несостоятельности. Кроме того, идея о едином образе жизни в обществе экстремальной классовой сегрегации является недопустимой аппроксимацией и идеологической манипуляцией.

Продуктивные социальные взаимодействия сделали золото эквивалентом ценности. Дополнительное усложнение привело к появлению денег. Распределение риска растет вместе с усложнением и удалением системы от субстанциональной формы. Поэтому распределение риска меньше при золотом фонде, чем после. – Ceteris paribus, лучше будет функционировать система, которой лучше управляют, которая имеет лучшую структуру, организацию и т. д. Но разнообразное давление энтропии приводит к тому, что на глобальном рынке успех зависит обычно от других факторов: рабочая система с привилегированными рыночными позициями (являющимися результатом узаконенных противоречий господствующей общественно-экономической формации, а не случайных девиаций) станет, при прочих равных условиях, более конкурентоспособной, способствуя экономической энтропии.

Если рассматривать дилемму Евтифрона в русле негэнтропии, она выглядела бы так: находит ли жизнь дом в одном из космических анклавов, где существует тенденция негэнтропии или отдельные части космоса получают статус анклава с тенденцией негэнтропии потому, что в них существует жизнь?

В прозе Пинчона городская потребительская цивилизация производит лишних, неуспешных, лишенных целей людей. Но с точки зрения истеблишмента, к неудачникам относятся не те, кто неуспешен в погоне за деньгами, а те, кто по своей (из перспективы порядка) «пропащей» и «бродяжнической» природе не тратят достаточно. Они подрывают систему. Из капиталистической перспективы, непотребитель – энтропийный фактор. Из человеческой перспективы, негэнтропийный деятель является скромным потребителем материальных ценностей, обращенным к духовным ценностям – творец по образу Божию. Т. о. потребительское общество – энтропийное движение от дифференцированности к тождественности. – Диоген Синопский и Христос возвели непотребительскую, негэнтропийную планку настолько высоко, что она для нас может казаться хоть и недостижимым, но поучительным эталоном. (Считается, что на киников влияли скифские и индийские философы. Не случайно идеи киников встречаются в раннехристианских и стоических источниках. Некоторые монашеские ордена имеют прямую связь с обычаями киников. Но не удивительно и то, что современное понимание кинизма подразумевает неверие в искренность людских мотивов и действий, основанных на добродетели.) Проблема потребления может рассматриваться и так: умственный труд затрачивает гораздо меньше энергии на тождественный результат (действие), тем самым создавая негэнтропию в реальном физическом мире.

До человека природа открыла множество модусов организации, с помощью которых энтропия временно останавливалась или замедлялась: гомеостаз (возвращение к состоянию, предшествующему дисбалансу), гибернация (сведение активности к минимуму ради максимального сбережения энергии), а также анабиоз (замедление всех видимых проявлений жизни). Конечно, такие модусы имеют пределы, т. к. решение состоит не в том, чтобы энтропия исчезла ценой исчезновения жизни. Но они имеют и свою ценность, т. к. могут сохранить потенциалы жизни в экстремально неблагоприятных условиях и дождаться новой возможности для стратегической перегруппировки и нового развития. Например, панспермия невозможна без таких временных отступлений ради консолидации в других условиях.

В последнее время существует интенция отказа от поверхностной экологии, занятой в основном негативными экологическими последствиями, например, загрязнением и исчерпанием ресурсов, а не причинами экологического кризиса. Такой подход все еще, пожалуй, претенциозно называют глубинной экологией. Создание подобной альтернативной стратегии иногда называют экофилософией или экофизикой – открытой философией экологической гармонии, особым видом мудрости, содержащей нормы, роли, постулаты, приоритеты ценностей и гипотезы, цель которых – радикальное изменение человеческого мышления и действий, связанных с природой, другими людьми и самим собой. Идея заключается в том, что на интегральных основах изучается весь живой мир, но для этого у нас еще недостаточно цивилизационных и культурологических стандартов. Кроме того, ничто не подлежит рассмотрению без учета итоговых последствий воздействия энтропии. Вся жизнь на Земле, как и всеобщее биологическое многообразие, является подлинной ценностью, поэтому человеческое вмешательство в природный ход вещей следует значительно сократить. Для этого необходимо изменить производственные, технологические и другие общественно-экономические стратегии и привычный образ жизни. Вместо идеологии, строящейся на доминировании, исчерпании ресурсов, производстве потребностей и заботе о здоровье и богатстве людей в развитых странах, следует занять одну реляционную перспективу, холистическую и не антропоцентрическую, заинтересованную в экосистеме и экосфере. Мир должен базироваться на идеологии гармонии (с природой), оптимальной унификации (образа жизни и социальной правды) и естественных потребностях. Экологические проблемы не только (а, может, не столько) дело науки, сколько фундаментальных философских вопросов, связанных с человеческим образом жизни. Только радикальное изменение взгляда на мир могло бы экологически позитивно влиять на экономические и идеологические структуры.

В современном мире идей существуют попытки критики экологической парадигмы. В качестве холистической концепции экологическая парадигма критикуется как вид фашизма, пренебрегающего интересами частного и единичного во имя общего. Затем критикуется как экоимпериализм с фетишистским отношением к природе, идеализирующий навеки исчезнувшего охотника-собирателя и игнорирующий гуманистические и просветительские достижения. Часто критикуется ее мнимая склонность к спекулятивности, спиритуализму, мистицизму. – Зачастую отличаясь идеологическим характером, эти критики оправданы в той мере, в какой они отвергают наивный оптимизм, неясность, непоследовательность, возвращение к дуализму человек-природа (идее о противопоставлении человеческого деструктивного поведения и потребностей целостности живого мира) и т. д. Иногда экологическая проблема кажется чрезмерно раздутой. Эта раздутость, по словам критиков, мотивирована необходимостью обеспечить финансовые источники для экологических исследований или развития экологических технологий. Такая критика не лишена оснований (следует остерегаться инструментализации экологических ценностей), но содержательно не состоятельна; иначе говоря, пользы в экологических проектах гораздо больше, чем вреда. Критика экологической парадигмы имеет смысл, когда разоблачаются инструментальные версии экологического подхода, поскольку, по мнению критиков, эта доктрина ограничивается разумным управлением сырьем, повышая эффективность эксплуатации. Экологический взгляд на мир критикуется также справедливо, когда функционирует в рамках механистической парадигмы, основанной на дескриптивности, квантификации, фрагментации, специализации, конформизме и мнимой ценностной нейтральности.

В качестве синтеза марксизма, социализма, экологической политики (совокупности направлений, принципов, конкретных целей и задач в связи с сохранением природы) и альтернативной глобализации (отказа от либеральной модели глобализации и утверждения ценности сохранения животной среды, социальной правды, здоровья, образования, культуры) в последние десятилетия развивается экосоциалистический подход к обществу. Это доктрина, согласно которой справедливое общество можно построить только путем отказа от капиталистической модели экономического развития, поскольку капитал, по сути вещей, не заботится об интересах природы. Учитывая, что экологические и социальные проблемы тесно связаны, и первые не могут быть поняты без понимания всех ключевых противоречий современного общества – экономических, этнических, культурных и т. д. – глобальная стратегия экосоциализма состоит в исследовании возможности ненасильственного демонтажа капиталистического порядка, в утверждении развития общественного владения средствами производства и ассоциаций свободных производителей. Очень важный момент – это попытка Джона Беллами Фостера поместить философию Маркса в контекст философии экологии. Иными словами, своей теорией отчуждения Маркс, как утверждает Фостер, не только предвосхитил сущностные проблемы современного мира, но и установил границы для современных экологических концепций. Экологический вопрос даже воспринят как центральный в философии Маркса. Критика эгоизма, эксплуатации, отчуждения, волюнтаризма и конформизма, при утверждении плановой экономики является глубинно и системно экологической. Вся история до сегодняшнего дня основана на эксплуатации природы; человеческая власть над природой проектируется и как власть над другим человеком. Поэтому решение ключевых исторических противоречий заключается в создании нового гуманизма как законченного натурализма, так как человеческое сотрудничество с природой так же важно, как и сотрудничество с другими людьми и обществом в целом. В Латинской Америке эко-социализм называется социализмом нового миллениума – синтезом мифов индейцев, социализма, левого католицизма и теологии освобождения. Экологический проект становится неким видом стремления к глобальной истине, биоцентричной, экоцентричной точкой зрения. В условиях господства глобализации, империализма, авторитарных и репрессивных держав и транснациональных корпораций, природа, какой мы ее знаем, не имеет шанса сохраниться. Поэтому назрела необходимость создания новой гармонии в отношениях человека с природой, в утверждении творчества и свободы. Такие исследования могут претендовать на успех только при сознании того, что сопротивление эгалитарному потребительству так же важно, как сопротивление рыночному фундаментализму.

Термин трансгуманизм впервые употребил Шарден, наделяя его более глубоким смыслом, чем имели в виду последующие «трансгуманисты». Под этим термином он подразумевал развитие личных духовных потенциалов, участие каждого индивида в общечеловеческом духовном прогрессе.

В своем техническом противостоянии энтропии «трансгуманисты» используют один любопытный термин – экстропия. Изначально, он может иметь конструктивную коннотацию, но мы здесь его не употребляем, поскольку далеки от этой вывернутой, извращенной утопии, напоминающей мрачные прогнозы и предостережения Евгения Замятина, Рея Брэдбери, Джоржда Оруэлла, Олдоса Хаксли, Шпенглера, Алексея Лосева. Некоторое сходство с трансгуманистическим проектом имеют идеи технологического бессмертия Николая Федорова и радикального преодоления Джулиана Хаксли. – Достоевский и Владимир Соловьев, каждый по-своему, пришли к антиципации духовной и социальной катастрофы в грядущем времени Великого инквизитора, создав тем самым свою теорию антиутопии.

Согласно Мигелю де Унамуно, существовать означает находиться вне себя самого, вне господствующего умонастроения. Философия культуры в парадоксальном положении: должно было бы существовать словесное единство мышления и действия, теории и практики; но слово является не просто средством выражения смысла, а рождением смысла, таинственным феноменом, в котором смысл дан непосредственно в опосредованном виде. Смысл является и вопросом и ответом. Культура – победа над самим собой. Подобное у Кьеркегора: в общении с самим собой индивид становится носителем плода самого себя и самого себя порождает.

На этом пути и другие философы критического направления. Упомянем только некоторых из них. Вальтер Беньямин видит в развитии фотографии, кино, радио и газет признак кризиса традиционных форм: литературы, живописи, театра. Новые технологии формируют массовое искусство, унифицируют культурные образцы, создавая условия для некритического мышления и уничтожая потребность в оригинальности. Массовое общество производит массовую культуру. Массовая культура превращает сущностные проблемы в псевдопроблемы и обратно, а духовная функция культуры становится потребительской. Принимая рыночные принципы, культура становится частью политики. В ней больше нет места ни для этики, ни для вкуса. – С точки зрения Теодора Адорно, культурная индустрия является цирком, где мастерство наездника, акробата и клоуна подтверждает превосходство физического над интеллектуальным. (В этом смысле Аброз Бирс назовет мастерство заменой разума для дурака.) Культура превращается в процесс рыночного обмена, а личность – в иллюзию. Господствует утилитарность, рациональность, контроль, регуляция, угнетение, стандартизация, насилие, манипуляция, отчуждение, овеществление. Культура становится корпоративной. Вслед за осознанием тупиковости ситуации, задачей культуры должно стать осмысление исторического пути, поиски альтернативы.

Теории о конце идеологии – особый тип идеологии. Они выполняют все ключевые идеологические функции: побудительную, разъяснительную, апологетическую, прагматическую, манипулирующую.

В той мере, в какой постмодернизм критикует статичные, бесплодные, упрощенные культурные образцы и открывает новые горизонты мышления, он укрепляет творческие силы духа. Однако, в той мере, в которой он отвергает природную потребность духа в синтетической самоорганизации, в отгадке все более глубоких и обширных космических тайн – а это преобладающий результат его действия – постмодернизм исполняет функцию энтропийных сил цивилизации и культуры.

Техносфера склонна к быстрым изменениям разнообразных факторов, ослабляющих адаптационные механизмы человека. Стремительная перемена условий естественного и искусственного окружения препятствует выражению потенциально полезных мутаций. Человек сегодня психосоматически перегруженное существо, что уже имеет негативные биосоциальные последствия. Потребительское общество делает человека пассивным, стандартизированным, однообразным и обезличенным потребителем массовой культуры, поэтому творческие, производственные и общественные способности коммуникабельности и ощущения общественной ответственности исчезают. Чтобы сберечь интеллектуальные, моральные и продуктивные потенциалы, человек должен отказаться от стремления властвовать над Природой и попытаться сотрудничать с ней и быть в гармонии с самим собой и другими людьми. Поэтому важно, чтобы осуществилась гармония в общественных отношениях, прежде всего в смысле равномерного распределения ресурсов и рациональной организации жизни.

Распространено мнение, что познание стремится к основам вне границ субъекта познания, т. е. требует внешней реальности, объекта – материального или духовного типа. В рамках этой общей парадигмы можно выделить по крайней мере две отдельных: согласно одной, познание является просто отражением, описанием этой внешней реальности; согласно другой, принятие существования предметов и явлений не зависит от нашей воли и сознания, стремление к определенной истине в конкретных условиях, само по себе, означает понимание познавательного процесса не как пассивного отражения объективной картины в субъективном восприятии, а как активного творческого представления о мире вокруг нас, т. е. в этом смысле, познание является процессом осмысления, преображения внешней реальности. – С другой стороны, не редко познание понимается как нечто автономно существующее, с собственной динамикой и присущими ему источниками развития, т. е. как процесс производства, творения, планирования реальности.

Интуитивное познание предоставляет элементарные свидетельства о природе, людях, жизни, обществе. Цель его ограничена практическими задачами, а средства – природой познавательных орудий, которыми он располагает (чувства, разумное мышление, природный язык). Этот тип познания не способен проникнуть в суть явлений, открыть законы, создать теории, поскольку опирается на элементарные обобщения, на простейшие техники познания. – Научное познание претендует на системное открытие объективной истины. Задачей его является описание, объяснение, реконструкция и восприятие явлений и процессов. В силу эвристического подхода, оно разделяет в сущности одно познание на два, составляющих его и в основе своей неотделимых уровня: эмпирический и рациональный. Общность двух этих подходов прокладывает путь, ведущий от наблюдения, экспериментов и моделирования к гипотезам, законам и теориям. В стремлении открыть сущность изучаемых феноменов, а также законов их функционирования и развития научное познание создает строгие правила, нормы, процедуры и методы, выстраивая как можно более строгие парциально-научные, общенаучные и всеобщие понятия (категории). Уиллард ван Орман Куайн считал безосновательным разделение истин на аналитические (основанные на значении независимо от фактов) и синтетические (основанные на фактах), при этом осмысленные высказывания не должны быть эквивалентны некой логической конструкции, которая состоит из терминов, отсылающих к непосредственному опыту. Т. о. он показал, что четкая граница между спекулятивной метафизикой и естественной наукой искусственна и несостоятельна. – Открывая непознанные внутренние миры, проникая в мир неизреченного, чувственно-иррационального, свободного, художественное познание функционирует в рамках вымысла, воображения, видения, формирования многомерной, субъективной картины мира, предоставляющей целый спектр возможностей. – В качестве выражения человеческой первоначальной, архитипической любознательности, мифологическое познание описывает природу и общество на основах фантазмов и персонификации сложных понятий. Действительность объясняется знаками, символами, представлениями, картинами сверхъестественных существ, легендарных героев, которые понимаются как реальные участники повседневной жизни. – В стремлении выйти за рамки фрагментарной действительности, достичь понимания фундаментальных принципов и основ бытия, места человека в мире, и показать, каково должно быть это место, метафизически-умозрительное (спекулятивное) познание стремится открыть нечто сверхъестественное, сверхэмпирическое, идеальное, априорное. Высшим выражением познания этого типа является философское познание, как критическо-интегральное познание мира. – Хотя акт веры имеет персоналистически-диалогический характер, религиозное познание (особенно в официальных, монотеистических религиях) имеет институционально-догматическое измерение. Целью религиозного познания является не построение четкой системы представлений о высшем бытии, а новая жизнь человека, для которого открытие божественного существования становится актом самораскрытия. Отношение к вере амбивалентно: в то время как кто-то утверждает, что важен аспект знания, другие настаивают, что достаточно наших претензий на знание и/или на философское отношение к действительности. Первая позиция более основательна с точки зрения цивилизации и культуры, поскольку трудно представить себе познание вне парадигматических общеметафизических границ, которые в конечной инстанции строятся на вере. В более широком смысле, вера является не только элементом или характеристикой религиозного познания, а ключевой духовно-психологической особенностью субъекта познания. С другой стороны, как атрибут обычного и нефилософского познания, она глубоко укоренена в структуре практического действия и повседневной жизни, вера/верование ясно раскрывается в естественном доверии к сенсомоторному опыту и ощущениям. Иногда говорят об эзотерическом познании – о возможности подлинного познания эзотерической практикой, мистическим и интуитивным путем, без контроля сознания и логики. С научной точки зрения, это «познание» описывает не мир, каким он является на самом деле, а только иллюзию реальности, существующую исключительно в воображении. С эзотерической точки зрения, именно эмпирически-рациональный подход к предмету познания ведет к заблуждениям, т. к. не располагает чувственными органами восприятия, с помощью которых можно преодолеть пропасть между субъектом и объектом, что является предварительным условием для постижения высшего мира. – Разумеется, все эти формы познания являются аппроксимациями, которые с помощью добавлений можно сделать более рафинированными и популяризованными.

Представим, говорит великий физик, именем которого назван этот эксперимент, существо, одаренное изощренными способностями, позволяющими ему видеть и распознавать отдельные молекулы, отслеживая путь каждой из них и их скорость; теперь предположим, что существует некий сосуд, наполненный газом, температуре которого отвечает средняя скорость молекул. С учетом того, что движение молекул носит в некоторой степени хаотический характер, среди них всегда будут молекулы с большим или меньшим отклонением скорости от средней. Разделим перегородкой сосуд на две части, но сделаем в этой перегородке небольшое отверстие. Предположим, что существо, о котором говорилось в начале мысленного эксперимента, открывает и закрывает это отверстие, пропуская с одной стороны перегородки на другую молекулы, имеющие больше чем среднюю скорость, и наоборот (более теплые молекулы быстрее, более холодные – медленнее). Своим действием это существо в итоге будет передавать тепло из одной, сейчас уже более холодной части сосуда в другую, более теплую, что противоречит логике термодинамики. Без потери работы мы получили аккумуляцию энергии. Демон возвращает состояние негативной энтропии, превращая шум (незнание) в сообщение (знание). Когда температура снова станет разной, система опять будет в состоянии совершать полезную работу, будет более дифференцированной, о ней будет больше известно, а вероятность возможных явлений будет повышаться (когда явление абсолютно известно, нет информационной энтропии).

По мнению Пинчона, энтропия – это речевая фигура, метафора, связывающая мир термодинамики с миром потока информации. – Норберт Винер предположил, что ферменты (энзимы, биологические катализаторы, молекулы протеина, рибозимы или их комплексы, ускоряющие химические реакции в живых системах) являются метастабильными демонами Максвелла, уменьшающими энтропию. Поэтому есть смысл называть эволюционную самоорганизацию эволюционным катализом. Катализатор меняет механизм реакции на энергетически более благоприятный; большинство процессов в живых организмах являются каталитическими. Систематическая, каталитическая целесообразность подразумевает, что каждый элемент служит своей цели. Таким образом, спонтанно формируется сеть взаимосвязанных задач, дополняющих друг друга через систему обмена.

Согласно новейшим работам Стивена Хокинга, информация об объектах, поглощенных черными дырами, сохраняется. Черные дыры глотают материю, но не физические данные о материи, сохраняющиеся в виде супертрансляций – голограмм (двухмерная картина, отражение трехмерных объектов) на горизонте событий черной дыры. (Горизонтом события черной дыры называется пространство, в рамках которого ничто не может избежать гравитации черной дыры.) Именно голограммы сохраняют информацию. По этой теории, в отличие от материи, информация не попадает в черную дыру и избегает уничтожения. Общая теория относительности утверждает, что ничто, даже информация, не может исчезнуть с горизонта события. Но, если с помощью этой теории мы можем с уверенностью прогнозировать поведение макроскопических объектов, то на субатомном уровне об этом поведении, как утверждает квантовая механика, мы говорим только о вероятностях. Отсюда возникает термин информационный парадокс черной дыры. Черные дыры, по мнению Хокинга, возможно, являются проходами в другие универсумы, в альтернативную реальность. Материя и энергия на некоторое время остаются в плену, а потом их отпускают. Хокинг пересматривает свою прежнюю теорию и вместо горизонта событий предлагает термин, являющийся, по сути, интерполяцией – приблизительный горизонт, от которого могут уйти и свет, и другие сущности. Но отсутствие четких горизонтов событий означает, что черные дыры буквально не существуют (в значении неизбежного миропорядка); с другой стороны – существуют, раз подразумевается, что они длятся определенный временной период (в качестве компромисса Хокинг предлагает термин серые дыры). Из всего этого напрашивается вывод: если энтропия имеет статистический характер, то, при наличии достаточного разума, можно использовать потенциал противостоящих ей тенденций. Даже если у энтропии не статистический, а общий характер, «достаточный разум», теоретически, может обеспечить поворот стрелы времени. Итак, мы говорили уже о том, что вся аккумулированная энтропия, завершающаяся в черных дырах, разлагается в их центрах до уровня элементарных частиц. Временно неиспользуемые, вновь созданные энергетические потенциалы этих частиц гипотетически могла бы актуализировать цивилизация/интеллект с достаточным разумом – путем негэнтропийного действия, т. е. путем поворота стрелы времени. Такое продление жизни, по нашему мнению, онтологически было бы не творением ex nihilo, а неким видом преобразования существующего.) Переход Хокинга от горизонта событий к приблизительному горизонту напоминает одну философскую полемику, где Имре Лакатос попытался твердое ядро Карла Поппера заменить защитным поясом. У Поппера теория сразу опровергается с появлением фальсифицирующего факта, тогда как в более осторожной стратегии Лакатоса теоретическое ядро защищается от попыток фальсификации рядом новых (вспомогательных) гипотез. Методологией научно-исследовательских программ оценивается не изолированная теория, а целая совокупность теоретических тезисов и их следствий. С одной стороны, подход Лакатоса энтропийный, т. к. аппроксимации в научно исследовательских программах шире, чем в изолированных теориях (высказывания более эвристические и менее индикативные), нарушая точность в описании великой цепи бытия. С другой стороны, такой подход негэнтропийный, т. к. его метафизическая стратегия богаче и в состоянии расширить рамки новых пониманий. Mutatis mutandis в эпистемологическом смысле, приблизительный горизонт событий Хокинга обладает и энтропийным, и негэнтропийным потенциалом. Чем шире содержание исследования, тем больше необходимости в промежуточных шагах. В этих абстракциях можно идти и дальше. Эрнест Нагель пишет о «мостах-законах», Ларри Лаудан дихотомию «контекст открытия» и «контекст оправдания» знания пытается смягчить введением промежуточной фазы «контекста прелиминарного действия». Число промежуточных шагов может увеличиваться, стирая отличия между сериями концептуальных интерлюдий, а разрозненные данные, аномалии, нераспределенные факты и т. д. становятся все более редкими. Введение трехвалентной и четырехвалентной логики является негэнтропийным процессом, устанавливая ясные границы в оценке степени истинности и ложности. Подобное можно сказать и в пользу объединения классической теории значений и теории смысла, развития модальной и диалектической логики, а также разных специальных логик (логика теории клеток Джозефа Генри Вуджера, логика квантовой механики Джона фон Неймана, Джорджа Дейвида Биркгофа и Ганса Рейхенбаха, логика литературы Кете Хамбургер, разные модусы ситуационных и темпоральных логик). Гипотетически, в какой-то момент можно дойти до таких нюансов бытия, что в конечном итоге придется отказаться от дальнейшей дескрипции мира (любая дескрипция подразумевает понятийную дифференциацию, для которой однажды может просто не оказаться места). В какой-то момент знание реализуется, завершится самокорректирующий процесс концептуальных изменений, постоянного усовершенствования и преодоления противоречий. Философия осуществится, но в более сложном, творческом и энергетическом плане, чем предполагал Маркс.

Существует четыре уровня языка науки: 1) термины, обозначающие непосредственные субстанции и естественные явления; 2) термины, позволяющие говорить о субстанциях в целом, но абстрактно; 3) термины, помогающие говорить об абстракциях научного языка другого уровня в контексте теорий, законов и моделей; и 4) философские термины.

В представлении Беркли, существуют только комбинации ощущений, а Декарт пишет, что внешний мир зависит от наших мыслей. Согласно Куайну, нет бытия без идентичности, т. е. быть означает быть значением связанной переменной, а любая референция онтологически относительна. По теории дескрипции, существует то, что имеет свойства и знаки, которые могут быть зафиксированы. С этой точки зрения, объекты, недоступные людям, действительно не существуют. По Расселу, существование – логическая связь. Существовать означает иметь знак, зафиксированный в эксперименте. Существует все то, что имеет значение переменной в принципах и законах. Постпозитивисты настаивают на теоретической окрашенности референта, а также на несоразмерности различных научных теорий. Невозможно иметь представление о референтах как таковых. Юм и Кант говорят, что о вещи самой по себе мы не можем ничего знать, даже, существует ли она как таковая. В этом смысле валентность, атомные орбитали и т. д. являются не характеристиками химических и физических объектов как таковых, а человеческим видением изучаемой сущности.

Согласно Фуко, высказывания конструируют объекты и производят субъекты. По мнению Льва Семеновича Выготского, субъективность проявляется как культурно-историческое творение, как продукт межсубъективной деятельности, включающий в себя коммуникацию. Позже Витгенштейн, Гилберт Райл и Джон Лэнгшо Остин покажут, что особый статус собственного ментального состояния не обеспечивает непогрешимости и достоверности понимания этих состояний, т. к. запоминание и предпонимание, на которых они основаны, недостаточно надежны. Наши желания и верования другие могут оспорить, апеллируя к чему-либо сделанному или сказанному ими самими. Особый статус собственных ментальных состояний не распространяется на диспозиции. Однако, несмотря на всю свою субъективность, интроспективный подход имеет определенный теоретический вес в исследовании ментальной сущности, особенно для понимания атипичного поведения. Уверенный в семантической неопределенности и непознаваемости перевода, Куайн утверждает, что о референции термина можно говорить только по отношению к некой языковой границе, служащей системой координат. Бессмысленно требовать абсолютной верности от концептуальной сферы в связи с неконцептуальной сущностью. Наши стандарты здесь не реалистичны, а прагматичны. Любой опытный факт базируется на имплицитно принятой онтологии. Содержание некой теории определено метафизическими рамками их создателей. Не существует значения событий и физических сущностей вне языка, они зависят от языка. Какой вид вещи и факта мы примем за существующий, зависит от значения желаемых или допускаемых переменных в используемом языке, а связь между коммуникативным контекстом и онтологической обусловленностью существует всегда. Говорить о том, какие есть сущности, значит говорить с позиции данного символического обмена. Все дополнительно усугубляется фактом, что смысловой язык не существует вне данного социолингвистического контекста.

Не удивительно, что в первобытном обществе, да и позднее, дух связывается с ветром – термин πνευμα (pneuma), как и латинский spiritus, изначально означал воздух или дыхание; согласно Платону, дух является дыханием универсума; в библейской картине мира действенный Дух Божий, наделенный разнообразными способностями, парит над водяной пустыней, вдыхая или вдохновляя жизнь.

В тексте Нового Завета на древнегреческом термин έντροπή буквально значит стыд. Упоминается два раза. В одном контексте речь идет об отсутствии мудрости. К стыду (έντροπή) вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими? (1 Кор 6, 5), а в другом о незнании Бога: Отрезвитесь, как должно, и не грешите; ибо, к стыду (έντροπή) вашему скажу, некоторые из вас не знают Бога. (1 Кор 15, 34)

Священные и светские обряды изначально не отделялись друг от друга. В них действуют два принципа: религиозный (вера в возможность коммуникации с силами одушевленной природы) и магический (вера в способность человека своими силами влиять на порядок природы). Взаимосвязь этих двух принципов можно по-новому интерпретировать как подобие теологического и магического. Магические обряды мы можем назвать борьбой против энтропии. Их цель – исцеление человека от болезни пребывания во времени, освобождение от оков времени. Этимологически, обряд означает приведение чего-либо к порядку, обеспечение регенерации порядка, гармонизацию вселенной и укрепление положения человека в ней; обряд поддерживает социальные взаимосвязи, предотвращая столкновения и нейтрализуя деструкцию. В этом состоит значение элемента магических, эзотерических практик, спутника преходящей, пограничной активности жизни, регулятора структуры поведения в повседневной и святой жизни. Трансцендентная концепция коммуникации уступает место натуралистической, проистекающей из индивидуального «я». Мифическая символика является одним из видов космического обобщения игры эмоциональных сил личности.

Если у меня есть яблоко и я им поделюсь с кем-то, тогда яблоко больше не будет полностью моим. Если у меня есть идея и я ей делюсь с кем-либо, она и дальше останется полностью моей, но кто-то другой тоже будет ей обладать. В отличие от материальных вещей, духовные вещи не расходуются путем распределения, а, наоборот, преумножаются.

Этот термин Мирча Элиаде позаимствовал у Рудольфа Отто. По мнению немецкого богослова и философа, святое недоступно разуму и чувствам, и языком нельзя выразить этот источник восхищения, восторга, предчувствия, ужаса. Пережить нуминозный опыт означает непосредственно встретиться с реальностью, скрытой за миром явлений. Нуминозный опыт – это амбивалентное ощущение, появляющееся, формирующееся и развивающееся, когда человек сталкивается с трансцендентными силами. С одной стороны, это mysterium fascinans (тайна, которая завораживает) и встреча с ней привлекает, завораживает, восхищает, действует магически, божественно; с другой, это mysterium tremendum (тайна, которая устрашает) и встреча с ней действует ужасающе, угрожающе, вызывает трепет. Это боязнь исполненная трепетом, призрачный сам по себе, демонический ужас, страх и трепет, сказал бы Кьеркегор. Ветхозаветный текст говорит следующее: «И убоялся и сказал: как страшно сие место! это не иное что, как дом Божий, это врата небесные». (1 Мои 28, 17) Новозаветный текст говорит так: «Страшно впасть в руки Бога живого!» (Ев 10, 31); «Потому что Бог наш есть огонь поядающий». (Ев 12, 29) Нуминозный опыт показывает нам, что имманентную субстанцию человечества можно наделить свойствами трансцендентной субстанции божества. Возможность преображения этой мифической прасубстанции человечества находится под гнетом слабостей природного, да и человеческого. Мифическое восприятие мира, как единства целого и части, внутреннего и внешнего, высшего и низшего, неба и земли, естественного и сверхъестественного, все еще имеет возможность воплотиться. Впрочем, обрядный ритуал, зараженный нуминозным опытом, как мифическая субстанция проникает в индивидуума ритуальным образом. Неисчерпаемость божественной энергии приводит к мистическому экстазу. Удивление и изумление, страх и надежда, несчастье и блаженство – это coincidentia oppositorum (единство противоположностей). Когда трансцендентное рядом с нами, все в нас должно умолкнуть. Пустота – это отрицание, отклонение от пути энтропийного здесь и сейчас, чтобы подтвердилось что-то совершенно другое. Можно было бы сказать и так: подобно тому, как молчание в философии не отвращает от истины, а устремляет к ней, так и нуминозый опыт не ставит на энтропийный путь, а направляет в противоположную сторону. В зависимости от характера, метафизического содержания или каких-то особых внешних обстоятельств, нуминозность может развиться в открытость или закрытость по отношению к этому чуждому. Само по себе имманентное, как бы ни было оно брутально, гротескно, абсурдно, не является нуминозным, т. к. в конечном счете его все же можно предвидеть, рассчитать, измерить. Но даже при нашей неосведомленности оно для нас не является онтологически непостижимым, чудесным, чужим, не подтверждает существования мира свободных возможностей. Негэнтропийные перспективы в имманентном мире как таковом без какой бы то ни было трансцендентной гарантии трудно обнаружить, а тем более наблюдать, поскольку, с нашей ограниченной точки зрения, порядок может казаться беспорядком, а негэнтропийное – разрушительным (хотя разрушает прежде всего узкие границы повседневной жизни). Иногда даже миф о творении кажется попыткой искупить жалкий порядок мира гиперболической активностью творца.

Теофания является непосредственным проявлением, демонстрацией, обнаружением божества, входом чистой негэнтропии в мир, где правит энтропия. Она характерна и для политеистических, и для монотеистических религий, а также для мифологии. У Гомера боги с Олимпа непосредственно появляются между людьми, вмешиваются в Троянскую войну, некоторые герои ведут свое происхождение от богов и богинь, вступивших в связь со смертными – женами (Геракл, сын Зевса и микенской принцессы Алкмены) или мужами (Эней, сын Афродиты и троянского принца Анхиса). В эллинской культуре теофания вошла в религиозную практику (в Дельфах отмечалась ежегодно теофания Аполлона, посвященная его рождению и явлению между людьми; Эврипид пишет о теофании Артемиды; существует традиция Deus ex machina/απο μηχανης θεός в эллинской драме, где неожиданный персонаж или сила появляется внезапно вне принципа логики и здравого смысла, решая какую-нибудь безвыходную ситуацию). В ветхозаветной традиции Бог не принимает антропоморфный образ, поэтому теофания носит только символический характер. Бог является через пророков – переносчиков слова Божия и через народ в опосредованных явлениях природы, причем существуют избранные места теофании (на горе Синай Моисей получает десять заповедей). В христианстве существуют оба типа теофании: безличный и личный. Пример безличной теофании – это схождение святого Духа на апостолов в Иерусалиме. Личная теофания – земная жизнь Иисуса Христа и его явление после Воскресения. Все эти события имеют в той или иной мере негэнтропийный смысл.

Первоначально сотворенный мир сильно отличается от известного нам мира. Но, согласно Максиму Исповеднику, даже если исходная сущность радикально и по своим сущностным характеристикам противопоставлена всему, что можно найти в человеческом мире, даже если мы никогда не узнаем, что такое Бог сам по себе, то, что он нам о себе открывает, не противопоставляется его истинному бытию и жизни. Спасение, обожение, мы можем философски-научным языком назвать обнаружением негэнтропийного пути. Бог и человек являются парадигмой друг друга. В мере, в которой Бог становится человеком, человек становится Богом. Негэнтропия и энтропия являются парадигмами друг друга. В той мере, в какой негэнтропийное объективируется (материализуется), энтропийное осознается как проблема, преображается в свою противоположность. Обновление божественного лика в человеке, по сути, и есть негэнтропия. Это синергия, являющаяся не просто обменом существующими ресурсами, а добавлением чего-либо, не существовавшего раньше. Негэнтропия растет в той степени, в какой мир имманентности обогащается мудростью!

Христос не требует от человека ничего неисполнимого. Если он требует, чтобы человек был совершенен как Отец небесный (Мт 5, 48), то это реализация совершенства в рамках человеческих возможностей. Если бы человек реализовал свои потенциалы, тогда – об этом говорят Максим Исповедник, Григорий Палама и другие – он сделал бы свою природу не только вечной, но и безначальной. Тогда Бог передал бы человеку полноту своего бытия, термодинамические процессы стали бы обратимыми, физические законы были бы побеждены, а энтропия уступила бы место негэнтропии.

По своему первоначальному значению радиус – это солнечный луч, нимб, сверкание молнии, а бытие несет в себе своего рода радиус действия, энергетическую автономию, возможность что-то добавить к божественному творению. (Разумеется, с научной точки зрения, божественный радиус действия абсолютен). Радиус действия не является судьбоносным, записанным, неизменным. Он зависит от желания, воли или стечения обстоятельств, случая и возможности, он может увеличиваться. Нам кажется, что именно тут и следует искать смысл человеческой космической миссии!

Диалектический разум Сартра, будучи дифференцированным и рафинированным, способен понять, как, скажем, осуществляется переход от одной социальной структуры к другой. Но такой разум из-за своих суженных претензий не имеет достаточно развитой негэнтропийной перспективы, т. к. не понимает (и не пытается понять) единства естества, а уж тем более единства естественного и сверхъестественного. Поэтому, например, вопрос, как осуществляется переход от более простых эволюционных форм к более сложным, для такого разума совершенно бессмыслен.

Иерархия бытия Аристотеля выглядит следующим образом: неорганический мир, растения, животные и человек; Николай Гартман также рассматривал четыре уровня реальности: неорганический, органический, психически-эмоциональный и интеллектуально-культурный. Но такие схематичные картины, указывающие в лучшем случае на контуры бытия. не в состоянии показать детали в онтологическом изобилии бесконечных единиц иерархического порядка, в котором, как сказал бы Хайдеггер, вещи в экстазе удаляются сами от себя, становясь чем-то другим (например, бурное цветение цветов, выход бабочки из кокона, тающий снег).

Может выясниться, что, несмотря на все наши духовные потенциалы, мы не будем в состоянии обуздать собственные желания, установить гармонию с естественной средой, обеспечивая долговременное физическое и биологическое существование. Если так, то человек заслужит в конце своего космического пути определение (авто)деструктивного существа, неспособного превратить должным образом информацию в знание, а знание – в мудрость.

Ценность может проявляться в редкости, адаптивности или частом использовании, но мало примеров, где ценность не напрямую связана с негэнтропийными критериями, а сводится к своенравию, прагматичности или коммерции.

По сути, не такое уж важное, но в некотором роде символическое значение имеет факт, что сравнительно недавно «Вояджер 1» покинул Солнечную систему и вышел в межзвездное пространство; его судьба теперь в большей степени в руках сил и событий, не зависящих от его первоначального космического дома.

Наука почти столетие пытается примирить принципы квантовой механики и общей относительности. Возможность такого примирения несомненна: поскольку малейший и величайший миры одного происхождения, для них должен существовать общий знаменатель, а в итоге и звено цепи, где эти миры совпадают. Философия часто заходила дальше: пыталась примирить имманентность и трансцендентность. Это также возможно, поскольку между творением и творцом существует неразрывная связь. – Вследствие ограниченности человеческих знаний в колоссальных аппроксимациях (естественно-научных – от Ньютона до Лапласа, от Дарвина до Менделеева, от Эйнштейна до Хокинга – и философских – от Аристотеля до Лейбница, от Спинозы до Уайтхеда, от Гегеля до Соловьева) не учитываются отдельные модусы существования. Но задача физических и метафизических обобщений высшего порядка состоит не в том, чтобы описать все детали, а, подобно картографической проекции, в рамках одной общей идеи предварить все важные вопросы. Последовательные интерполяции, сознательно или бессознательно касающиеся поставленных парадигматических рамок, развиваются параллельно с этими обобщениями, то принимая их, то подрывая.

Сегодня некоторые ученые, занимающиеся квантовой физикой, находят, что такое присоединение – а тем самым и сотворение мира – возможно без вмешательства из сферы трансцендентности. Такое творение, говорят они – заслуга законов физики, а не начал метафизики. Но откуда взялись законы физики, кто или что их создал(о) – об этом они умалчивают.

С позиции рафинированной и сложной цепи бытия важно понимать, что нуклеиновые кислоты отвечают за один из модусов жизни. Теоретически, нуклеиновые кислоты сложнее, чем это необходимо для появления жизни. (Насколько нам известно, углерод – это элемент, формирующий с другими атомами достаточно сложные структуры, чтобы могла возникнуть жизнь. Но углерод формирует гораздо больше молекул, чем их используют организмы; протеины не используют все виды аминокислот; РНК и ДНК не используют все возможные знаки нуклеиновых баз.) Поэтому не исключено, что РНК возник из какой-то более простой, нам неизвестной структуры. Жизнь и не жизнь – часть одного континуума. Эволюция на химическом и биологическом уровне должна была бы иметь некую точку, объединяющую их. Сложные молекулы переносят биохимическую информацию, но, возможно, существуют химически относительно длинные цепи органических молекул, строящие клетки и способные без нуклеиновых кислот содержать и переносить такую же информацию, что и генетические молекулы. Может быть, все живые существа, известные нам сегодня, когда-то сосуществовали с живыми существами другой биохимической структуры, недостаточно адаптированными к окружающей среде, поэтому вымершими. Если бы мы о них знали что-нибудь более определенное, они бы нашли их место в этой таксономии.

Хлоропласты возникли приблизительно через 500 миллионов лет после митохондрий, путем эндосимбиоза цианобактерий с клетками-эвкариотами, где уже содержались митохондрии. Поскольку митохондрии имеют более долгую эволюционную историю, у них меньше сходства с современными прокариотами, чем у хлоропластов. Интересно, что эволюция клетки, т. е. совершенствование ее строения и функции, длилась в 5–6 раз дольше, чем эволюция всех остальных видов жизни в целом. (Эволюция будет со временем ускоряться, оплачивая повышение сложности формы жизни уменьшением вероятности выжить, т. е. «натяжением» всех связей до готовности лопнуть. Похожим образом все будет развиваться и в других системах – цивилизации, культуре и т. д. Это тоже заметный показатель прочности связей в великой цепи бытия.) В дальнейшем процессе эволюции клетки с ядром объединяются, и возникают многоклеточные организмы, например, водоросли, производящие путем фотосинтеза кислород. Приблизительно 500 миллионов лет назад, количество кислорода стабилизировалось приблизительно на 21 %. Если бы это количество продолжило расти, живые существа сразу бы сгорели. Линн Маргулис такое развитие событий рассматривает как некий вид сознательного равновесия между риском и пользой.

Биологическая таксономия на этом уровне не однозначна и имеет тенденцию меняться. Это не удивительно, поскольку наша научная логика упорядочивания феноменов все еще до конца не сочетается с логикой естественного порядка вещей, важные сегменты которого, возможно, нам все еще недоступны. Кроме того, любое описание действительности приблизительно, любое деление природных объектов в какой-то степени статично, механично, опосредованно и абстрактно, тогда как природе свойственна динамика, органичность, непосредственность и конкретность. Проблемы возникают на пограничных линиях, и разделение не надо понимать буквально.

Как исключение, некий вид эволюционных инцидентов, существуют и растения без хлорофилла. Они живут при классических растениях, прикрепляясь к их корню и всасывая их питательные вещества. Иногда они своими вегетативными органами врастают в ткани растения-хозяина. Хотя в них нет хлорофилла, эти организмы мы называем растениями, т. к. у них есть морфологические и другие характеристики растений. Поэтому нет оснований относить их к особой группе существ. Правда, их листья, стебли и корень слабо развиты или полностью атрофированы.

Если всю историю Земли до сегодняшнего дня представить в виде одного года, вода появляется в середине января, ДНК и протобионты в середине февраля, атмосферный кислород в середине июня, размножение в конце сентября, позвоночные возникают в середине ноября, жизнь на суше (и стабилизация количества кислорода в атмосфере на уровне 21 %) около 25 ноября, млекопитающие – в середине декабря, Australopithecus – 31 декабря в два часа дня, Homo habilis около 7 вечера, Homo erectus около 10 вечера, Homo sapiens приблизительно без 20 двенадцать; человек становится земледельцем и животноводом за 40 секунд до полуночи, письменность возникает за 35 секунд до полуночи, в индустриальную эпоху мы вступаем за полторы секунды до полуночи, а в постиндустриальную эпоху живем меньше половины секунды до истечения этого воображаемого года.

В некоторых философских течениях идея объективного духа отбрасывается как бессмыслица; утверждают, что существует только объективация духа, а это процесс умерщвления духа, потери свободы и творческой силы. Хотя, в морально-аксиологическом смысле, можно отчасти согласиться с такой точкой зрения (особенно, если ее намерением является провозглашение приоритета категорического императива), с нашей негэнтропийной позиции великой цепи бытия мы можем сказать, что объективный дух является смысловой синтагмой (если не в буквально индикативном, то, по крайней мере, в эвристическом смысле), указывающей на высшую на сегодняшний день стадию эволюции биосферы, а, возможно, даже на главную цель всего человеческого существования, хотя в создании объективного духа большинство людей не принимают непосредственного, сознательного и заметного участия. Постоянно возвышаясь над стихиями преходящего, объективный дух реализуется, проявляясь высших достижениях искусства, науки, религии, мифологии, философии, медитации, игры, в постоянной конструктивной преданности общим принципам коллектива.

Реальность иногда понимается через призму целей и ценностей. Существует множество символических миров, как эпистемологических моделей, но они в принципе не выходят за рамки нашего универсума. – Кант говорит о царстве необходимости (где правит закономерность) и царстве свободы (где правит целесообразность). Согласно Попперу и Готлобу Фреге, существует три мира: мир объективно существующей реальности (мир вещей), мир состояния сознания и его деятельности (мир субъективных представлений) и мир объективного содержания мышления (знания). Кун пишет о разных мирах, как об основополагающих, понимаемых и переводимых парадигмах; новые миры требуют новых конструкторов, новых задач, новых методов, новых объектов. Некоторые философы считают, что принять некий мир вещей означает принять некую форму языка. Согласно радикальному конструктивизму, у мира нет специфической структуры, которой что-то отвечает или не отвечает. Можно говорить о взаимодействии внутри совокупности символических пространств, куда инкорпорированы объективированные структуры, т. е. и об обмене миров. На границе миллениума открывается новое пространство для концепции возможных миров (находящихся внутри нашего универсума, пока они не выходят за рамки нашего космического горизонта); опирающаяся на сложный фундамент философских, художественных и технических конструкций, и притом ограниченная только данными техническими возможностями, которые постоянно растут (причем в геометрической, а не в арифметической прогрессии), виртуальная реальность способна создавать множество миров внутри нашего космического горизонта. Создатель модального реализма Дэвид Льюис развивает идею о том, что все возможные миры действительно существуют, что они похожи на наш и такие же настоящие, как и мир, где мы живем. Они пространственно и временно изолированы (без изоляции они относились бы к одному миру). Сказать, что икс возможен, значит сказать, что существуют возможные миры, где икс является истинным. Если мы скажем, что икс необходим, значит, что это верно для всех возможных миров. Но если мы его назовем истинным во всех возможных мирах, тогда он не может находиться абсолютно вне нашего космического горизонта. Любой возможный мир реален, если создающая его логика не противоречива. Невозможно даже говорить о том, что что-то произошло, если это «что-то» не насколько же настоящее, как то, что происходит. Любой математически непротиворечивый мир реализуется, если действительность и возможность являются двумя непротиворечивыми свойствами одного и того же мира. Согласно этой теории, физический мир в известном смысле обязан своим существованием абстрактному миру, а физические законы имеют аксиоматическую природу. По отношению к любому имманентному миру примерены те или иные структуры абстрактно-идеальных объектов (универсалии), трансцендентным закономерностям которых должен подчиняться любой сегмент данного универсума. О множестве миров можно говорить в рамках мистических, эзотерических, утопических, художественных и прочих более или менее фиктивных ориентиров и подходов. Одним словом, когда в одном коммуникативном сообществе все добровольно берут на себя некую функцию, тогда она (в данном обществе) становится реальностью. Такие подходы допускают объективное существование разнообразнейших воображаемых миров, даже недоступных ощущениям и рациональному мышлению, несовпадающих с законами природы, даже логики. В последней инстанции любой человек имеет свой мир, более или менее отличающийся от других. Но у нас нет оснований верить, что они в состоянии выйти за рамки нашего космического горизонта (ни буквально, ни символически), поэтому мы отводим им место подуровня на онтологической лестнице.

В рамках «интерпретации множества миров» в теологии Этьен Тампье первый и единственный, по крайней мере, насколько нам известно, утверждает, что христианство не исключает существования множества миров – нет основания отвергать возможность, что Бог создал и другие миры, а не только наш, и даже множество миров различной структуры. Множество миров, о которых говорит Тампье, также находится вне нашего космического горизонта.

Попытки свести счеты с разрушительными силами в мире имманентности существуют, как мы упоминали, в мифологии и религии, а также в алхимии, основные задачи которой: создание философского камня, золота, совершенного лекарства, регенерация растений из пепла, формирование мирового духа, магических субстанций, квинтэссенции. Согласно Якобу Бёме, главная цель алхимии – достижение преображения и воскрешения тела.

В одном теологумене (авторской версии христианской эсхатологии, не имеющей ни обязательного характера для всего церковного общества, ни статуса догмы, но которая не противоречит ни одной существующей догме), эта надежда переходит в учение о апокатастасисе как всеобщем спасении. Согласно Григорию Нисскому, в определенном смысле, Божье творение не может обрести конец в небытии. Из круга бытия, центром которого является Бог, некие сегменты бытия стремятся выйти. Но даже самые деструктивные из них в конечном итоге этого не делают. В столкновении с полной деструкцией, они все-таки в конце концов решают не оставлять бытие. Поскольку каждый сегмент бытия является творением Бога и поскольку милость Бога (а также благодать Божьей твари) безгранична, нет свободной воли, добровольно выбирающей, несмотря на масштаб своей предшествующей деструкции, небытие. Иными словами, стремление к бытию настолько присуще творению, что в конечном/метаисторическом итоге любое свободное решение о возвращении к Богу будет совпадать с (онтологической) необходимостью такого исхода. Бог, как абсолютная любовь, примет их, т. ч. все и вся навеки будут преображены в единстве с Богом. (Согласно Максиму Исповеднику, всеобщее спасение является не онтологической необходимостью, а разумным следствием воскресения тела, обновления души и уничтожения зла. Воля, согласная воле Божьей, приводит к глубокому и искреннему покаянию всякого разумного творения и исцелению всех ран греха.) Следовательно, бытие имманентно всякой свободной воле. Поскольку у зла нет аутентичного существования, оно будет уничтожено в конце времен. Поэтому огонь ада не вечен. Можно было бы сказать, что апокатастасис (возвращение в первоначальное состояние, восстановление того, что было в начале до греховного изменения мира) – обращение вспять стрелы времени и, как таковая, победа над энтропией. Следовательно, энтропия является временным, а из перспективы вечности, можно сказать, кажущимся явлением.

Особенно показательно, что высшие духовные блага требует очень мало природных ресурсов: достижение вершин метафизики, литературы или математики, с точки зрения общественных стандартов потребления необыкновенно дешево – учитывая благодатный эффект для всего общества, которое они приносят своими субстанциональными творениями, противопоставленными энтропии.

Конечные точки энтропии существуют на уровне концентрических кругов: на уровне нам известного универсума, на уровне нашей галактики, на уровне нашей солнечной системы, на уровне нашей планеты, на уровне жизни нашей планеты, на уровне условий для жизни, в которых мы можем выжить. На самом широком уровне, речь, возможно, и о десятках миллиардов лет; на самом узком – всего несколько десятилетий. Но все может начать развиваться и в противоположном направлении. Элементарная предпосылка для этого – обеспечение длительного и конструктивного продолжения жизни на Земле.

Эйнштейн справедливо утверждал: чем теория более общая, тем выше число связанных с ней объектов, и тем шире возможность ее применения. Можно это перефразировать: очевидность сложности реальной системы постигается за счет ее ясности. А ясность постигается за счет индивидуальности. Если мы хотим постичь статичную ясность, мы теряем кинетическую детальность и наоборот. Речь идет о эпистемологической дизъюнкции: или статика, или кинетика. В обоих случаях познание оказывается неполноценным. Эти два вида познания можно охарактеризовать как дискурсивное и интуитивное. Тогда эта аналогия соотношений неопределенности может быть выражена следующим образом: или ясность без достаточных нюансов (деталей) или наоборот. Во взаимной несовместимости этих стратегий состоит их сущностная взаимодополняемость. Динамизация мышления, а затем его историзация, становятся важнейшими тенденциями в развитии всего естествознания. Пригожин придерживается похожего мнения: время является ключом к пониманию природы. Современная химия все чаще понимает субстанцию как ряд, серию, поток нестабильных соединений, а не как предмет, рассматриваемый в своей статической среде. Пригожин пишет о своего рода взаимодействии существования и возникновения, а Гастон Башляр о диалоге между субстанцией и энергией, что почти одно и то же. Возникновение, согласно Башляру, является не унитарным или целостным, а диалогическим. Энергетический обмен определяет субстанциональную перемену, а субстанциональная перемена, наоборот, обусловливает энергетический обмен. В этом сущностная динамизация субстанции: субстанция и энергия равноправны в своем онтологическом статусе. Связь с теорией Пригожина очевиднее, если мы обратим внимание, что для Башляра энергия – модус введения времени в естествознание. Действительно, посредством энергии время оставляет свою печать на субстанции.

У Аристотеля τέλος означает конечный результат, цель, намерение, функцию. Чаще всего используется в философских исследованиях истории и биологии. Мы здесь используем самое широкое космическое значение. светом… (Ис 60, 19)

Согласно библейскому видению, нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано (Мт 10, 26). Когда это произойдет, мир преобразится так, что не будет уже солнце служить тебе светом дневным, и сияние луны – светить тебе; но Господь будет тебе вечным