Всего лишь полностью раздавлен (Гонзалес) - страница 90

Отличный способ завязать разговор.

– Не голоден.

Он кивнул и приоткрыл рот. Потом закрыл, открыл и снова закрыл. Он вытащил руки из карманов и, ежась от холода, сделал шаг из стороны в сторону. Уилл был похож на необычайно меланхоличного танцора. И он хотя бы больше не притворялся веселым.

– Я чувствую себя очень глупо, – пробормотал он.

– Ага.

– Не знаю, что сказать. Просто вырвалось. Я слишком привык вести себя определенным образом при парнях. Это не я, понимаешь, но я всегда шучу с ними, и они ждут от меня приколов, поэтому я даже не задумываюсь.

Я промолчал.

Он вздохнул и откинул голову назад.

– Прости меня, пожалуйста.

Он взглянул на меня, но я все равно не ответил. Ну что я мог сказать? Дескать, все в порядке? Но тогда я солгу.

«Я сволочь, потому что всегда сволочь рядом с друзьями»… Тут нет никаких оправданий.

– Мне нравятся твои джинсы, – сделал попытку он. – И музыка. И ты в целом. Так сильно, что это абсурд какой-то. Я не могу перестать о тебе думать со Дня благодарения.

Неужели? Я не мог перестать о нем думать с самого лета. Если честно, мне начинало казаться, что с момента рождения. Я не сумел вспомнить то время, когда чистил зубы, делал тост или играл на гитаре без того, чтобы лицо Уилла не всплывало перед моим внутренним взором, как страшилка в вирусном видео.

Но…

Он не мог перестать думать о нашем поцелуе. Значит, мысль о нас обоих (о том, чтобы быть со мной по-настоящему на виду у всех) уже его не пугала? А если наш поцелуй напомнил ему, каково нам было вместе? Мне-то уж точно. Наверное, он решил, что стоит рискнуть.

Я капельку смягчился.

Внезапно он стянул спортивную куртку и протянул мне.

– Надень, – попросил он. – Хотя бы на несколько секунд.

Как-то это подозрительно. Мой разум задался вопросом, нет ли здесь ловушки или подвоха.

– Зачем?

Он переступил с ноги на ногу, и куртка качнулась вправо-влево.

– Хочу на тебя в ней посмотреть.

Впервые у меня не нашлось дерзкого ответа. Я скрестил руки на груди, чтобы защитить свои внутренности, которые растаяли, как масло. Пик мягкости достигнут.

– Серьезно?

В груди сердце билось так, словно пыталось вырваться из оков. С легкомысленной ухмылкой я неловко взял куртку и надел ее. Конечно, она на мне хорошо не смотрелась (я смахивал на чихуа-хуа в ошейнике немецкого дога), но… ладно, надо признаться, это было приятно. Очень приятно. Даже по-особенному. Как будто неважно, что у меня недавно вылезли прыщи, вихры не хотели укладываться, и я не стал носить брекеты, хотя и должен был.

Ничто уже не имело значения, потому что Уилл хотел, чтобы я надел его куртку, и он считал, что я прекрасен.