Узкая дверь в кабину пилотов была открыта. По бокам дверного проема выступали трубчатые каркасы кресел. В просвете виднелись квадратные стекла кокпита, под ними мерцала кругляшками циферблатов приборная доска. Она опиралась на железную коробку с торчащими из прорезей передней панели рычагами, тумблерами и краниками.
Я посторонился, пропуская Марику вперед, указал на место бортмеханика:
– Садись.
Марика села в жесткое кресло с меховой накидкой, поставила ноги на педали, в узком пространстве между бортом кабины и железным коробом их больше некуда было деть, и сложила руки на коленях, не решаясь взяться за штурвал.
– Саня, мне страшно, – сказала она дрогнувшим голосом. – Здесь так много ручек, переключателей и приборчиков. Боюсь, у меня не получится.
– Не бойся, тут ничего сложного нет. К тому же самолетом буду управлять я, а ты мне просто поможешь, когда я скажу. Поняла?
Марика схватила мою руку, прижала к холодной щеке.
– Поняла, но мне все равно страшно. Вдруг у нас ничего не выйдет?
– Все у нас получится, – сказал я как можно мягче. – Смотри внимательно и запоминай.
Я наскоро объяснил Марике назначение приборов, показывая, что, как и в какой последовательности делать. Сам не знаю почему, но я упомянул о ветре, вернее, о том, как действовать, если его порывы будут смещать самолет при взлете в ту или иную сторону. До конца лекции оставалось совсем чуть-чуть, когда грохнули первые взрывы и на месте нескольких истребителей взметнулись огненные грибы. Чуть позже недалеко он нашего «юнкерса» рванули четыре бомбардировщика.
От яркого зарева на взлетном поле стало светло как днем. К тому же освещения добавили вспыхнувшие прожекторы: одни зашарили ослепительными лучами по аэродрому, другие пронзили небо белыми спицами. Оглушительно завыли сирены, послышался хриплый лай собак, крики людей и сухой треск автоматных выстрелов. Сверху посыпался редкий снежок, как будто рыжими пунктирами растаявших в небе трассеров повредило плывущие облака.
Я тяжело плюхнулся в кресло пилота, чуть не стукнувшись коленкой о стойку штурвала, с удивительной для закоченевших пальцев скоростью защелкал тумблерами, подавая питание в бортовую сеть, и с воплем «От винта!» завел двигатели.
В меру прогретые, они запустились с пол-оборота. Кабина тут же наполнилась шумом и гудением. Держа одну ладонь на штурвале, я положил вторую на рычаг управления закрылками, передвинул его на отметку «25» и стал ждать, когда приборы покажут нормальные для взлета температуру и давление техжидкостей.
«Юнкерс» рычал как зверь. Мелкая дрожь пробегала по корпусу от двигателей до хвоста, заставляя вибрировать и наши тела. За грохотом моторов я больше не слышал выстрелов, зато прекрасно видел протянувшиеся в разных направлениях длинные цепочки трассирующих пуль. Судя по ним, на аэродроме шла настоящая война.