Прямо у колонны, на мраморном, холодном полу сидит худой юноша, в полудреме склонивший на грудь голову. Хотя все одеты довольно пестро, наряд этого юноши - особенный, одежда его сшита из разноцветных лоскутков материи. Паша останавливается, узнавая юношу, и радость заливает его.
- Иосиф! - произносит он вслух.
Юноша поднимает голову. Неужели человек может иметь такое прекрасное лицо? Сдержанное и печальное, с черными, глубокими глазами... Вот тот, кто знает все о братской любви.
- Я мечтал встретить тебя, прекрасный Иосиф, - выговаривает Паша. скажи мне, что ты думаешь о братстве?
Иосиф не отвечает, лишь каждый шов его одежды как будто набухает кровью. Именно так все и было: братья испачкали одежду его кровью и отнесли отцу: "Смотри, твоего любимого сына разорвал дикий зверь!"
Тогда Паша, торопясь, просит:
- Разгадай мой сон, - и рассказывает о двух братьях и предательстве.
Но Иосиф, внимательно выслушав, лишь качает головой:
- Это не сон.
Да, он прав. Не стоит и обманывать себя. Все это совершится в будущем.
- Или уже совершилось?
Иосиф медленно ведет рукой, как будто открывая Паше новое видение, но и это слишком хорошо знакомо ему: двое в райских кущах на фоне заката.
- Первое предательство - по зову плоти, - говорит Иосиф. - Начало времен. Люди предают Бога.
- И приглашают себе в родители пересмешника, отца лжи, - в ужасе досказывает Паша, а Иосиф кивает:
- Дальше им предавать стало легко, как дышать. Мужчина, отвернувшись от Бога, предал женщину, женщина - детей, и они погибают все. Потеря целомудрия в совокуплении - предательство - смерть.
- Неужели, неужели невозможно порвать эту цепь предательства, ведь были же верные?
И откуда-то из непредставимого здесь, в ветхой истории, новозаветного далека звучит едва слышный, спасительный призыв: "Приидите, верные!.."
- Поют, - встрепенулся Паша - не все еще было потеряно, - ты слышишь, как зовут верных?
Но Иосиф не отвечал.
- Это не так, - горячо проговорил Паша, - не все каины и иуды.
И тут вдруг мучительно припомнилась нерожденная картина: двенадцать у ночного костра, ждут. И выплыло о другом, о верном ученике: "Прежде нежели трижды пропоет петух..."
- Господи, - пробормотал Паша вслух, - неужели нельзя не отступиться? И невозможно соблюсти в себе верность?
Горько было ему. Горько и безысходно. Так, пожалуй, как не бывало еще ни разу в жизни. Он хотел спросить еще о тревожившем подспудно, но постоянно: отчего их всегда двенадцать? И на место предателя находится новый ученик, и в новой истории они шествуют этим заветным числом. Может быть, все дело в следующем - в тринадцатом? В этом проклятом (чертова дюжина), проданном числе? А приди верный тринадцатый да удержись - и дальше словно из рога изобилия посыплется все человечество и прилепится к истине, не спотыкаясь больше на проклятом, предательском пороге?.. Пусть ответит ему Иосиф - разгадчик снов, толкователь смыслов.