Ледяная волна пробежала по телу Элоизы. За сотую долю секунды перед её внутренним взором пронеслись сценарии самых ужасных происшествий.
Террористический акт. Стрельба в школе. Учитель, спустивший штаны…
— Лулу в порядке? — Элоиза встала со стула.
— Да, извини, мне нужно было сразу это сказать. Она со мной. Но пропал один мальчик. Я видела, как его привели в школу с утра, а сейчас его нет. И никто понятия не имеет, где он был весь день. Я думаю, его похитили!
— С кем ты разговаривала?
Шефер посмотрел на Лизу Августин, когда они снова оказались на школьном дворе.
— С Йенсом и Анной Софией Бьерре, — она указала на родителей. Те беседовали с полицейскими и какой-то женщиной, будто сошедшей со страниц газетной иллюстрации: худой, как бумага, и практически двумерной. — Та женщина, с которой они разговаривают, заведует продлёнкой. Ещё я разговаривала с ней, — Августин указала на высокую темноволосую женщину, грациозную как лань, которая стояла посреди двора, разговаривая по телефону и держа за руку ребёнка. — И вот с тем педагогом, — она кивнула в сторону юной особы с андрогинной внешностью и азиатскими чертами лица. У особы были длинные чёрные волосы, собранные на затылке в хвост, накрашенные глаза и накачанное мужское тело. Шефер так и не смог отгадать, мужчина это или женщина. — Кевин как-его-там-не-по-нашему.
«Значит, мужчина. Впрочем, какая, к чёрту, разница», — подумал Шефер и стал осматривать школьный двор.
— А что за товарищ из «Игры Престолов» вон там? — он указал подбородком на человека в ролевом костюме, который всхлипывал возле турника.
— Его зовут Патрик… — Августин заглянула в свои записи, — Йоргенсен. Он ассистент преподавателя. Они с Лукасом ставили представление на спортивной площадке, что-то связанное с фехтованием. Сегодня у них была назначена репетиция.
Шефер приподнял бровь. Он в равной степени завидовал и не доверял взрослым, которые наладили такой хороший контакт со своим внутренним ребёнком (и так легко пускали слезу). Было что-то неестественное во взрослых мужчинах, которые наряжались в карнавальные костюмы и играли в ковбоев и индейцев. И плакали.
Он снова посмотрел на грациозную женщину. Она беседовала с кем-то из родителей, стоявших к Шеферу спиной. Пар, облачками вылетавший у неё изо рта, свидетельствовал о сильном волнении. Что-то в этом лице было знакомо Шеферу. Однако он не мог обратить это воспоминание в слова или визуализировать.
— Кто эта модель? — спросил он, когда вой полицейских сирен утих вдалеке.
— Это Герда, — на этот раз Августин не пришлось обращаться к записной книжке, — Герда Бендикс.