Квентин развел руками.
— Он не единственный. Был и другой. Скрытый. С отложенным действием. Он вчера и сработал. После прошлой консультации с приятелем-хакером я представлял, где искать. Удалил код и ушел на перезагрузку. Но система всё еще глючит, раз я не включился без посторонней помощи.
Я сделала глоток, но поспешила. Обожгла язык.
— Поторопи хакера с блокирующей программой, — велела Квентину, морщась. — Или пусть предложит временный альтернативный вариант.
Глаза робота странно блеснули. В голову пришла некая идея, с которой он предпочел пока не делиться.
— Почему ты написал, что опасен? — спросила я, вспомнив послание.
Напарник ответил после раздумья, взвесив все «за» и «против».
— Я включаюсь сам или от пароля из двенадцати цифр, если система относительно исправна. В случае серьезной поломки мне лучше оставаться неактивным. Иначе очнуться могу не я, а кто-то другой. Или что-то другое. Новое детище Витты.
— Чего? — я опрокинула чашку. Коричневая жижа потекла по белой скатерти. Не по рукам, и на том спасибо.
— Я не шучу, — Квентин не заметил казуса. — Второй код пытался меня стереть. Мою личность. Если это произойдет, я не знаю, что способно выкинуть тело.
На голове зашевелились волосы. Или встали дыбом.
Да вы издеваетесь?!
Я не знала, чего ожидать от Эйвана и грешным делом подозревала в похищении девиц. А теперь и Квентин стращает, мол, среди ночи его оболочка явится меня душить. Ну а что, вот сплю я вся такая беззащитная, а он… он… Потом ведь распилит бездыханный труп и избавиться по кусочкам.
Стоп! Я прогнала дивное видение, как робот, управляемый Виттой Орхидеей, выходит из пентхауса с сумкой, в которой лежит пара рук, и стукнула по столу.
— Прекрати нести чушь!
— Это не чушь, — ответил напарник абсолютно спокойно. — Когда ты, наконец, поймешь, что я не человек?
Не сиди я на стуле, непременно бы на него плюхнулась. И это говорит Квентин? Треклятый агрегат, неделями убеждавший меня, что между ним и людьми нет разницы.
— Уверен, что в твоем теле уже не живет кто-то новый? — съязвила я.
— Уверен. Я всегда понимал, кто я есть. А ты — нет. По крайней мере, до конца. Я не человек и не домашний питомец. И не кофеварка, которая сломается и заглохнет, а в худшем случае забрызгает стены. Я — машина, способная причинить серьезный вред. Ей ты не заговоришь зубы и не убедишь слезами или мольбами не причинять вред.
Я смотрела на Квентина с яростью. Он что, хочет меня добить? Не доверять ему? А кому тогда? Эйвану? Не смешите. Даже родственники, двое из которых — кровные, вынесли смертный приговор. Почему же следует бояться машины, которой я, так или иначе, небезразлична?