— Ты не знаешь значения этого слова. Думаешь, это независимость от кого-то или чего-то? Ошибаешься. Свобода начинается в голове. Свобода от самого себя и собственных глупостей. Ты мог прожить насыщенную жизнь, но портишь всё, к чему прикасаешься. Уничтожил меня, сломал жизнь брату и его невесте. Прячешь родного ребёнка, похищаешь девушек, чтобы развлечься самому, а потом подложить под богатых извращенцев. И ты смеешь жаловаться и ждать сочувствия?
— А… ты… без…без…грешна? Тот… тип… на… экране… считает… иначе…
Я закусила губу почти до крови.
Хороший вопрос. В самом деле, считать ли это убийством? То есть, попыткой убийства, раз Портер выжил. Ведь мы, правда, оставили его умирать.
«Мы уходим. Всё будет хорошо».
Эти слова сказал Квентин, когда стащил с меня Портера и, ударив о стену, швырнул мерзавца на пол. Мой мучитель дергался и хрипел, когда мы — робот со свежими порезами на руках и я в бесформенной одежде Руда — покинули лабораторию. То есть, не совсем лабораторию, а пепелище, которое от нее осталось. Это сделали мы. Уничтожили все наработки Лиира. Все записи и образцы, чтобы никто и никогда не разгадал секреты пересадки сознания.
Мы достигли выхода, когда Квентин остановился.
«Нельзя оставлять данные. Это все равно, что оружие. Многие захотят жить вечно, перебираясь из одного тела в другое. А кто будет решать, кому жить, а кому умирать? Те, у кого в руках деньги и власть. Ты же понимаешь, что это необходимо?»
Я ответила без раздумий.
«Да».
И схватила спасителя за локоть.
«Но как же Портер?»
Квентин не ответил, а я не предложила пощадить мерзавца. Успокоила себя тем, что его жизнь все равно кончена. За убийство — даже одно — дают пожизненный срок.
Нам не пришлось делать ничего особенного. Лиир, и правда, был параноиком. Установил программу самоликвидации в лаборатории. Требовалось лишь ее запустить. Профессор боялся, что его открытие попадет в чужие руки. Говорил, что всегда может уничтожить сведения без последствий. Главное, они сохранятся в его голове.
В ту ночь секреты гениального и беспринципного ученого умерли вместе с ним. Во всех смыслах сразу. Навсегда…
— Ты прав, я не безгрешна, — ответила я на вопрос Эйвана. — И сегодня тоже умру. Но я уже выторговала у смерти немало, согласен?
Он хотел что-то ответить, но захрипел. Конец был близок. Остались секунды.
Тело задергалось в судорогах, а я представила скрюченную домработницу на полу кухни Васильков. Боги! Когда-то мы с Эйваном шутили, что проведем вместе всю жизнь, состаримся и умрем в один день. Третий пункт почти сбылся. Но в иной интерпретации. В такой, что не приснится и в кошмаре.