Смерть Тьяцци все изменила. Месть была мотивацией, и золото Тьяцци купило бы значительное преимущество. Я никогда не встречался с дочерью Тьяцци, Скади, но любую женщину, готовую бросить вызов угнетающе сексистской иерархии Йотунхейма и поднять свою собственную армию, нельзя было недооценивать. Я снова подумал об Ангрбоде, потом с трудом проглотил подступившую к горлу желчь.
— Нам нужно попасть внутрь, — сказал Один. — Нам нужно кого-то обратить.
Я рассеянно почесал голову. Вши были всего лишь иллюзией, но голова все равно зудела.
— А кто стоит за нее горой?
Один хмыкнул.
— Вот это тебе и нужно будет выяснить. Я предлагаю тебе переодеться шлюхой.
Я с отвращением сплюнул. Шлюха для группы отвратительных солдат?
— Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.
Один ничего не ответил. Мне пришлось напомнить себе, что он действительно любит солдат. Черное платье и бледная грудь Ангрбоды снова всплыли в моей памяти, и мне показалось, что горло сдавило.
— Мы могли бы откупиться от Скади, — сказал я, ненавидя себя за то, что предложил идею Ангрбоды. — Мы могли бы ей предложить, я не знаю… мужа.
Один хлопнул себя по затылку.
— Возможно. Но не сейчас, пока у нее есть армия, а у нас ничего нет.
Он повернулся ко мне лицом. Независимо от того, какую иллюзию Один носил, у него всегда были одни и те же смущающие, нестареющие голубые глаза. Такие глаза, которые смотрят прямо внутрь тебя.
— Обрати одного из генералов, — сказал Один. — Делай все, что нужно. Найди ее уязвимое месть, где мы сможем напасть. Тогда мы будем вести переговоры.
Что-то темное и холодное поднялось во мне. Значит, вот так. Предательство и хитрость, стратегии и война. Теперь это была вся моя жизнь, протянувшаяся отсюда до Рагнарека.
— Отлично, — сказал я. — Я это сделаю. Но я не собираюсь становиться шлюхой.
Смех Одина еще долго висел в холодном утреннем воздухе после того, как он сам исчез.
Тьма и вода.
Я плыл по воде, что-то ища. Свою семью. Тела Ани и Фалура, крошечное тельце младенца. Они кружились где-то во тьме, и если бы я только мог дотянуться до них, если бы я был достаточно быстр…
Мои легкие горели. Я был под водой, на глубине, и мне было холодно. Я не мог дышать. Я замахал руками и ногами, но путы вокруг моих лодыжек и запястий держали меня крепко. А теперь это оказался не океан, а черное платье, которое поглотило меня, утопило.
Где-то далеко надо мной не переставая смеялась Ангрбода.
Я резко выпрямился, сжимая в кулаках холодные рукояти кинжалов, мое сердце бешено колотилось о грудную клетку, а во рту стоял острый металлический привкус.