В ту зиму мы все были невероятно глупы.
Я не думал ни о каких неприятностях, что могли поджидать меня. Не тогда, не в те золотые месяцы. Часы, проведенные вместе с Фалуром и Аней в тепле каменной хижины, которую я построил, были самыми счастливыми в моей долгой жизни. Они проводили со мной почти каждую ночь, а иногда и весь день. Я наслаждался ими обоими гораздо больше, чем мог себе представить: лукавым юмором Фалура, теплотой Ани. И я находил их обоих неотразимыми, особенно когда у Ани вырос живот.
Меня никогда раньше не тянуло к беременной женщине, но для Ани округлый, полный живот, несущий моего ребенка, был неотразимо эротичен. Я любил каждую частичку ее цветущего материнства, начиная с ее тяжелой, недавно чувствительной груди и заканчивая тем, как ее бледная кожа туго натягивалась на изгибе живота. Казалось, моя жизнь в каменной хижине, где стены, которые я построил, защищали меня и моих любовников от холода зимы Мидгарда, была совершенно полной, и я был в состоянии отмахнуться от любых затянувшихся сомнений от слов Одина.
Мне не пришло в голову задуматься о деревне Ани и Фалура. Или, вернее, если это и приходило мне в голову, я отбрасывал эту мысль в сторону. Мне не нравилось представлять себе жизнь моих любовников без меня или останавливаться на тех сторонах их существования, которые не были связаны с нашим взаимным сексуальным удовлетворением. И мои любовники, казалось, были рады присоединиться ко мне в этой иллюзии.
Однажды ночью, когда Аня уснула, я прислонился к каменной стене с кувшином меда Вал-Холла в руке и головой Фалура на коленях. Свечи из пчелиного воска уже догорели и капали воском на каменные стены. Через окно хижины я наблюдал, как тускнеют звезды, а рассвет протягивает к нам золотые пальцы.
— Полагаю, мне следует отнести вас обратно в деревню, — сказал я, поднося кувшин к губам.
Фалур устало рассмеялся.
— Лучше бы ты этого не делал.
— Неужели там так плохо?
— Нет. — Он медленно покачал головой, и его темные волосы коснулись моих бедер. — Но в деревне меня ненавидят.
— Я не могу себе представить, чтобы кто-то ненавидел тебя.
Фалур ухмыльнулся мне. Его щеки пылали, а глаза блестели. В тот вечер он выпил довольно много меда.
— Я уже рассказывал тебе, что заснул на прошлой неделе у наковальни? Я думал, что они собираются бросить меня в океан.
Мысль о том, что Фалур засыпает у своей наковальни, заставила меня усмехнуться.
— Неужели?
Он потер ладонями глаза.
— Им просто нужны гвозди. Гвозди, гвозди, гвозди.