Локи уже был женат раньше. Все мифы и легенды упоминают его жену Сигюн, заклинательницу оков. Сигюн Верную. Прекрасную женщину, которая была связана с Локи под землей, когда асы и ваны заключили его в тюрьму за смерть Бальдра. Эдды рассказывали это так, словно она сама захотела быть с мужем, и называли ее богиней верности.
Локи рассказал мне совсем другую историю, однажды в холодный день Святого Валентина в Чикаго, когда мы гуляли по замерзшему берегу озера Мичиган.
Локи сказал, что Сигюн не выбирала свою судьбу, что она оказалась в ловушке. В конце концов, после столетий мучений и бесчисленных неудачных попыток бежать, они решили покинуть яму вместе, если не телом, то духом.
Локи признался тихим и ровным голосом, что они выпили яд одновременно. В тот момент по его щекам текли слезы. Но он убил только ее.
— Сигюн? — тогда спросила я. Мой голос дрожал. Я попыталась сделать вид, что это всего лишь ветер.
— Да. Сигюн. — Его губы изогнулись в нежной, тайной улыбке, которая заставила меня почувствовать себя так, словно я проглотила битое стекло.
Внезапно мне больше не захотелось прикасаться к этой мягкой ткани. Я протянула руку Локи, и он вытащил красиво вышитую розу из моих пальцев, аккуратно сложил ее и спрятал обратно в потайной карман доспехов. Меня поразило, что Фалур и Сигюн сделали для него нечто прекрасное, некий художественный труд любви и таланта.
А от меня он получил грязное нижнее белье.
— Ты бы хотела услышать остальное? — спросил Локи.
Его голос заставил меня вздрогнуть от жалости к себе. Я поежилась от ветра. Солнце здесь светило ярко, но мне было так холодно, что тяжелый меховой плащ мало что мог смягчить.
— Конечно, — ответила я.
Локи кивнул и поднял вверх палец. Он сдвинул плащ, открывая мягкую розовую пеленку Аделины и ее маленькое сморщенное личико. Она извивалась под одеялом, издавая тихие звуки разочарования, а ее лоб сосредоточенно морщился. Ее ротик открылся и закрылся на пальце Локи в поисках молока.
— О, дай ее мне! — воскликнула я.
— Ну что, пойдем домой? — спросил Локи.
Я покачала головой, не желая терять время. Как только Аделина проснулась, нам пришлось действовать быстро. Она быстро перешла от расстройства к крику и апоплексическому удару ярости. Если мы позволим ей зайти так далеко, ничто не сможет ее успокоить. Я вырвала Аделину из его объятий и стянула свое потрепанное платье вниз через одно плечо, чтобы обнажить свою молочно-тяжелую грудь, затем огляделась вокруг, ища подходящее место, чтобы сесть.
— Вот, — сказал Локи.
Он махнул рукой, и рядом со мной появилось мягкое кресло-качалка из детской Аделины. Я опустилась в кресло с благодарным вздохом, когда Локи протянул мне подушку для кормления. Я всегда думала, что грудное вскармливание было естественным и, по определению, было легко. Но мой опыт общения с Аделиной был совсем нелегким.