Я изо всех сил старался контролировать свои дико кружащиеся мысли. Я не был знаком с Сигюн, не совсем, но я знал о ней. Она была одной из асов, благородной, кроткой, застенчивой и настолько выше моего круга, что я почти не разговаривал с ней. Теперь я наблюдал за ней, прячась за своими иллюзиями, гадая, что же она сделала такого, что разозлило Одина настолько, что он навеки привязал ее ко мне.
Я полагал, что сам все узнаю.
— Я связан с тобой, — сказал я очень медленно. Слова тяжело давили на мои онемевшие губы. — Ты часть меня.
Воздух снова задрожал, и моя голова начала пульсировать от первых приступов того, что, как я знал, должно было стать эпически ужасным похмельем.
— Вот и хорошо! — Один похлопал нас обоих по плечам, откинув мою голову назад и заставив меня вздрогнуть под своей иллюзией. — Протрезвей, парабатай. Увидимся через день или около того. Нам надо с тобой кое-что обсудить.
Воздух в покоях Сигюн закружился, когда Один исчез. А потом я остался один, глядя в широко раскрытые карамельные глаза своей новоявленной супруги. Я провел пальцами по волосам и сделал шаг назад. Мои икры ударились обо что-то твердое, и я упал, приземлившись на мягкий табурет.
— Муж. Ты хорошо себя чувствуешь?
Мой смех казался ржавым. А я-то думал, что сидеть пьяным в грязи и смотреть, как догорают развалины той крысиной деревни — это самое неудобное место во всех Девяти мирах.
Но это было еще хуже.
— Черт, — пробормотал я. — Сигюн, верно?
Она кивнула и села рядом со мной, взяв меня за руку. Ее прикосновение было нежным, а кожа мягкой. Я покачал головой, и пульсация в висках усилилась.
— Скажи мне, Сигюн. Что ты сделала, чтобы рассердить Одина?
Ее глаза широко раскрылись.
— Я? О чем ты?
Я снова рассмеялся. Это было больно.
— Что ты сделала такого, что он так разозлился, что приковал тебя ко мне до самого Рагнарека?
Она повернулась лицом к мягко тлеющему огню. Ее пальцы мягко скользнули по моим.
— Я… просила о тебе.
Я прищурился, гадая, не ослышался ли.
— Ты что?
— Я попросила у Одина твоей руки. Много лет назад.
Тупая боль в висках усилилась, когда я уставился на нее.
— Клянусь всеми Девятью гребаными мирами, какого черта ты просила обо мне?
Она ничего не ответила. Румянец на ее щеках и шее усилился, пока кожа не стала почти пунцовой. Неожиданный прилив сочувствия наполнил мое пропитанное медом сердце. Бедная женщина. Это была самая ужасная свадьба в истории Асгарда. Я резко наклонился вперед, обхватив руками раскалывающуюся голову.
— Сигюн, — пробормотал я, пытаясь привыкнуть к вкусу ее имени во рту. — Я постараюсь загладить свою вину.