— Эх, узнал бы, кто на Петровича анонимку написал, удавил бы собственными руками.
Поганкин втянул голову в плечи, будто приготовился к удару. Он задавал себе вопрос: «Зачем я это сделал?». И не находил ответа. Всю ночь он крутился и вздыхал, злости уже не было, был страх: «Вдруг узнают». Даже Меланью ни разу не обругал.
Новый комендант обратился к охраннику:
— Идём, познакомишь меня с бытовыми условиями.
— Чьими? — не понял Юрий.
— Моими, конечно. Другие меня не интересуют. По крайней мере сегодня.
Пришли в контору-склад.
— Вот здесь Николай Петрович спал.
— А ты где?
— Я в шалаше, вместе со всеми. Только чуть в сторонке.
— Теперь будешь спать здесь, вон на полу.
— Не беспокойтесь, Акакий Африканыч, я там привык, мне и там хорошо.
— А мне нет. Сказал, будешь спать здесь. — Не мог он признаться охраннику, что боится этих людей, боится спать один.
— Как скажете, — подчинился Юрий.
— А как я буду питаться? Кто меня будет кормить?
— Не знаю, Николай Петрович ел вместе с одной семьёй. Относил туда свой паёк. Хозяйка отливала ему в миску похлёбку, как и всем.
— Что-о? Кулацкую похлёбку? Я? Комендант? Нет, так не пойдёт. Найди надёжную женщину. Пусть мне готовит отдельно.
— А продукты?
— Какие продукты?
— Ну из чего вам готовить.
— Коменданту спецпаёк положен. Ищи.
Пришлось охраннику копаться среди неразобранного груза. Нашёл спецпаёк.
— А с этим что делать? — спросил новый комендант, указывая на груз.
— Раздавать населению по спискам.
— Кто должен раздавать?
— Вы.
— Я? Я же ничего здесь не знаю. Вот что, Юрий Николаевич, займись-ка этим сам. А меня уволь.
Пришлось охраннику искать учётную тетрадь и самому распределять продукты.
Следующее утро началось с претензии нового коменданта:
— Очень холодно было спать. Почему нет печки?
— Все печки прислали для землянок, — ответил охранник.
— Ничего не знаю. Сегодня же чтобы было тепло. И про повариху не забудь.
— Хорошо. Приведу.
— И готовит еду пусть мне здесь, а не где-то. Чтобы я видел. Посуду пусть вымоет хорошенько. Кулаки всё-таки, враги народа.
Ночами он спал плохо. Просыпался от каждого шороха, от каждого стука. Всего боялся, несмотря на то что здесь же, на полу, спал охранник. «Своего не тронут, а меня убьют», — крутилось у коменданта в голове. Почему-то охранника он посчитал своим для переселенцев.
И потянулись тяжёлые дни для Акакия Африкановича Кочегарова. Утром он спал, сколько хотел, все дела за него делал Юрий. После завтрака, ближе к обеду, надо было делать обход. Этого-то и не любил новый комендант. «И чего его делать, этот обход? Каждый знает свою работу. Ну и пусть себе работают. Он-то зачем»? — размышлял он, но шёл вместе с охранником, изображал из себя знающего руководителя, с важностью всё разглядывал, кивал, если ему нравилось, с укоризной мотал головой, если что-то не нравилось, а чаще всего начинал качать права: то не так делаете, это неправильно. Ругал до тех пор, пока самому не надоедало. Люди молчали, а за глаза так и прилипла к Акакию кличка: «Кака африканская». Проведать бригаду Матвея, которая рыла колодцы, у коменданта так и не нашлось времени. Далеко.