Главный сопровождающий передал список коменданту, распорядился выгрузить провизию, инструменты. Катер, развернув баржу, потянул её вниз по реке.
Несмотря на множество народа, на берегу стояла тишина, все молча провожали взглядами баржу.
— Так, внимание, — крикнул комендант, — вы все теперь в моём распоряжении. Зовут меня Николай Петрович. Располагайтесь на берегу. Ничего. Тепло. Не замёрзнете. Ежели что сварить надо, можете развести небольшие костры. Только аккуратно мне тут, а то, не дай Бог, пожар. Подальше от строений, подальше от кустов-деревьев. У самой воды. Слышали? У самой воды. И два-три костра, не более. Варите по очереди.
— А что варить-то? У нас ничего нет, — крикнул кто-то.
— И у нас ничего. И у нас, — поддержали его несколько голосов.
— Я говорю про тех, у кого есть. А остальным — паёк хлеба по списку.
К коменданту подошёл Виктор.
— Николай Петрович, можно спросить?
— Чего тебе?
— Нам бы женщину схоронить, по дороге умерла.
Комендант повернулся к местным:
— Настасья, иди сюда. — Подошла женщина. — Настасья, помоги парню. Иди, она всё покажет, — обернулся он к Виктору.
В помощь коменданту оставили двух охранников. Так, для порядка…
Прибывшие начали расходиться по берегу. Большие семьи держались обособленно. У них и вещей было побольше, и продуктов, и посуды. А у тех, кто по одному или по двое, почти ничего не было. Эти люди сходились друг с другом, знакомились. Все старались поддержать, помочь друг другу. Без этого не выжить.
После холодного дождя некоторые простыли. Заболел и маленький Егорка.
К переселенцам стали подходить местные. Некоторые из них приносили угощение детишкам: варёную картошку, пареную репу, шаньги… Говорили по-коми, прибывшие ничего не понимали.
К Марии подошла женщина, протянула Коле шаньгу:
— Босьт (возьми).
Мальчик развернул ладошки навстречу доброй тёте. От запаха шаньги у него закружилась голова. Он бережно, не дыша, протянул маме тётин подарок. А Мария смотрела на женщину глазами, полными слёз и благодарности:
— Дай Вам Бог здоровья, добрая женщина!
Она взяла шаньгу, аккуратно разломила её пополам, половину — ещё пополам, дала кусочек Коле, другой завернула в марлю — Ванятке, остальное аккуратно уложила в чистую тряпочку — детям на завтра.
А Коля не знал, что с этим добром делать. Сразу проглотить — жалко, хотя искушение было огромным. Он с упоением нюхал драгоценную шаньгу, откусывая от неё понемногу, вернее, всасывал её, чтобы растянуть удовольствие. И всё равно шаньга быстро закончилась. Коля вздохнул, но долго ещё наслаждался послевкусием и запомнившимся запахом. Сейчас он бы съел их три, пять, нет, десять штук. Ел бы и ел…