– Ей придется смириться с потерей, – заявил Рихард.
– Не придется! – В голосе Вилмоса звякнула сталь. – Я сказал ей, что ловец сможет прогнать навь из песика.
Рихард недоверчиво посмотрел на Вилмоса, но тот, кажется, не шутил.
– Это невозможно, – произнес он раздельно и медленно, как ребенку, а Вилмос схватил его под локоть и потащил по дорожкам сада. – Нельзя достать навь из животного.
– Понимаете, – доверительно произнес Вилмос, ведя Рихарда по саду, – Мирабелла – дура. Красивая, но дура. Она как тот баран – уперлась рогом, что собачку можно спасти. Наслушалась баек, начиталась желтых газетенок. Развесила по дому сушеных веников, проводила какие-то ритуалы, чтобы изгнать жруна.
– Дайте угадаю. Ничего не вышло, – скривился Рихард, еще больше раздражаясь.
Вместо того чтобы обратиться в полицию или к нему как можно раньше, они тянули, а жрун тем временем рос.
– Я не могу вызвать полицию, – опять вздохнул Вилмос, поправив темные очки. – Они, конечно, убьют жруна, изрешетив его серебряными пулями, но это наверняка попадет в газеты, а Мирабелла будет лить слезы над телом Жожо.
– Жожо?
– Жозефина, так зовут собачку. А мне не хочется огласки и слез. Я, по правде сказать, устал от страданий. Мне хватает и жены. Мирабелла такая веселая, у нее смех как ручеек. Так и звенит. А теперь она плачет.
– Но я не могу помочь! – Рихард решительно выдернул руку, и они остановились там же, откуда начали прогулку, – у пересохшего фонтана, в чаше которого лежали красные листья.
– Вы сделаете это. – В голос Вилмоса вернулись привычные властные нотки. – Я знаю, что вы уже делали это однажды.
– С человеком, не с собакой.
– Я заплачу. Сто шендеров. Сто пятьдесят.
– Я не собираюсь так рисковать из-за псины.
Рихард развернулся к кованому забору, и слова Вилмоса прилетели ему в спину:
– Если вы согласитесь, то никто ни о чем не узнает.
Рихард остановился и слегка повернул голову.
– Я о результатах вашей проверки, – вкрадчиво пояснил Вилмос.
Рихард посмотрел себе под ноги. Красные листья на садовой дорожке, усыпанной светлой каменной крошкой, казались узкими лодочками на белой реке. Интересно бы знать, кто проболтался. Надо сообщить Грегору, что в его участке крот.
– Двести, – обозначил он цену.
– По рукам, – торопливо согласился Вилмос.
– Значит, здесь ваш жрун, – сказал Рихард, остановившись перед дверью, заколоченной досками.
Дверь тяжелая, дубовая, это хорошо. Из-под нее торчат кончики столовых приборов. Кто-то догадливый напихал туда серебряных ложек и вилок. Значит, к дверям тварь не подойдет. Высшую навь это бы не остановило, но у жруна мозг работает только в одном направлении – чего бы сожрать.