– Вы не так поняли, – пробормотала Карна. – И он тоже может не так понять…
– О, Харди понятливый, – отмахнулась Августина.
– Он аристократ?
– Точно нет, – усмехнулась аббатиса.
– Но вы уверены в его моральных устоях? Все же мужчины низших сословий не отличаются щепетильным отношением к женщинам…
– Харди вас не обидит, – заверила Августина.
– Вы так хорошо его знаете? Часто видитесь?
– По правде сказать, я не видела его лет пять… – задумалась аббатиса, потерев подбородок, не потерявший с годами твердых очертаний.
– Откуда тогда такая уверенность?
– То, что он делает, – благородно и самоотверженно. Ловцы душ – люди исключительной смелости, честности и душевной силы. И то, что вы можете внести посильный вклад, – в некотором роде честь. – По-видимому, на лице гостьи вновь отразилось сомнение, и аббатиса веско добавила: – Кодекс ловцов. У Рихарда есть правила.
– Кодекс ловцов? – повторила Карна.
Аббатиса посмотрела ей в глаза, лицо такое честное, что сразу ясно – врет, и кивнула. Правую руку Августина спрятала под стол, и Рихард готов был поклясться, что она скрестила пальцы по старой наивной привычке – вроде как это не ложь, а лишь шутка.
– Но я не хочу, чтобы он знал, кто я! – воскликнула Карна. – Пойдут сплетни, слухи…
– Так и не говорите, – пожала женщина плечами, снова возвращаясь к бумагам.
– Но он спросит, почему я устраиваюсь на работу.
– Соврите что-нибудь, – посоветовала аббатиса и подмигнула ей. – Я постоянно так делаю. Я напишу рекомендательное письмо. Этого будет достаточно. И вот что я скажу… – Она смотрела на Карну, но Рихарду чудилось, что Августина смотрит прямо на него. – Это ошибка. Я видела многое и разбираюсь в людях. Это не ваш путь. Вы будете несчастны в монастыре. Я понимаю, почему вы идете на это: здесь вы будете в безопасности, это так, но не найдете утешения… А если то, что вам кажется, – правда, то тем более вам дорога к ловцу. Харди – лучший. Больше таких вы не найдете. Он – последний в своем роде, и если вам нужна помощь…
Пульс под его пальцами забился как бешеный, и Рихард, опомнившись, вышел из воспоминания.
Карна несколько мгновений сидела неподвижно, как статуя, зрачки расширились, затопив всю радужную оболочку, на лбу выступила испарина.
Он быстро поднялся, подошел к ней и, склонившись, похлопал по щекам, потер плечи, встряхнул.
Карна моргнула, зрачки сузились в крохотные точки. А потом она замахнулась и влепила ему пощечину.
– Неплохой удар для монашки, – произнес он, потирая саднящую щеку. – Вторую щеку подставлять не буду, и не проси.
Она вскочила и ткнула ему пальцем в грудь: