– Кати Сенявиной сын, – задумчиво протянула графиня. Недоверие сменилось на ее лице подобием обиды. – Сенявиной сын…
– Ваше сиятельство, я вчера имел честь говорить вам об имении, – взял дело в свои руки Бенкендорф. – Граф изволит продавать земли в Белоруссии.
– Да, верно, – оживилась Браницкая. – Ты, Шурочка, что-то плел весь вечер, не могу вспомнить. А велики ли имения?
– Бывшее воеводство под Полоцком, – отозвался Михаил. – Если ваше сиятельство благоволит заинтересоваться, я готов предоставить планы, описания и подушные сказки.
– Пустое, – оборвала графиня. – Буду торговать, тогда и посмотрю. А дорого ли просишь?
– Полтора миллиона.
Пожилая дама расхохоталась так, что зеленые ленты на ее чепце задрожали в такт хрустальным подвескам жирандолей.
– Много мотаете, молодой человек, – заявила она без тени осуждения. – Да вам есть в кого. Приезжайте-ка к нам завтра после обеда, часам к пяти, вместе с бумагами. Сядем ладком и поговорим мирком.
Такое начало обнадеживало. Шурка незаметно подтолкнул друга локтем в бок.
– А теперь ступайте, потанцуйте, – благодушно махнула рукой графиня. – Нечего вам, молодым, возле старых колод тереться. Полно девок в зале у стен сидит!
Генералы покинули ротонду и снова очутились среди шумной кутерьмы.
– Пригласи Лизу на котильон, – зашипел Христофорыч. – Не стой столбом.
– Да не танцую я котильона, – с досадой цыкнул на него Михаил. – Очень шустрый танец. Вот будет полонез…
В это время их внимание привлек шум из дальнего угла зала. Там происходила ссора, и не шуточная. К глубочайшему изумлению командующего, в ней участвовал его тишайший адъютант. Казначеев стоял навытяжку перед уланским генералом в новенькой сине-желтой форме Польского корпуса и сжимал в руках перчатку. Было очевидно, что он только что надавал ею противнику пощечин.
К друзьям незаметно подошла Лиза, которая видела, как все началось, и, понизив голос, рассказала следующее. Господин полковник сначала мирно скучал у стены. Потом его внимание привлекла группа разговаривавших, где был и этот поляк. Адъютант долго всматривался в него, точно не верил своим глазам. Потом весь вспыхнул, часто задышал, как будто его вот-вот хватит удар. Вышел на лестницу. Некоторое время отсутствовал. А когда вернулся, то был уже бледнее холста и совершенно спокоен. Он ровным шагом пересек зал, крепко взял улана за локоть, развернул к себе и сказал:
– Здравствуйте, господин Малаховский. Не чаяли встретиться?
Поляк возмутился наглому нарушению субординации, стряхнул руку адъютанта и заявил:
– Не имею чести вас знать!