Князь, взглянув на нее, криво усмехнулся:
– Я собирался доложить, но пока не хотел беспокоить тебя, матушка моя, до поры. А что сделал? Я дал оному еврею тысячу и велел поменять их все на фальшивые и привезти мне в Дубровки, что неподалеку от Шклова. Опричь того, послал за губернатором Энгельгардтом. Как он прибыл, я ему и говорю: «Видишь, Николай Богданович, у тебя в губернии делают фальшивые ассигнации, а ты и не знаешь». Тот тут же организовал следствие, кое на следующее утро, перед самым моим отъездом вскрыло причастность к афере родственников Зорича, Зановичей, кои обещали Семену Гавриловичу выпутаться из долгов.
– Уму непостижимо! До чего докатился! – нервно воскликнула Екатерина Алексеевна, рука ее потянулась к графину с водой. Князь, опередив ее, налил и подал ей стакан воды.
Расхаживая по кабинету, он продолжил:
– Сами хитрецы, как оказалось, давно находились в розыске в Венеции и Париже, понеже, путешествуя по Европе, они везде находили простачков и разными способами выманивали у них деньги.
Потемкин остановился супротив Екатерины.
– А Сима Зорич, кормилица моя, всем известный простак. Вот и попался.
Екатерина расстроено отвернулась.
– Где же теперь сии авантьюиристы?
– В Шлиссельбургской крепости. Но что делать с Зоричем, я не ведаю, посему жду вашего, государыня-матушка, решения.
Екатерина, медленно допив стакан воды, не поднимая глаз, молвила:
– Не надобно его в крепость, но следует уволить с военной службы и установить негласное за ним наблюдение.
Князь улыбнулся, хлопнул в ладоши:
– По вашему велению, по вашему хотению, государыня-матушка, быть по сему!
Екатерина, вздрогнув от нежданного хлопка, с укором молвила:
– Григорий Александрович, пора бы вам, князь, угомонить свою неуемность!
– Кормилица моя, ну, кто-то ж должон унять вашу грусть-печаль. Кто, естьли не я?
Довольный, что вызвал у нее улыбку, он, тоже улыбаясь, подошел к ней и крепко обнял.
– Не изволь беспокоиться, матушка-голубушка, – уверил он ее, размыкая объятья, – с Зоричем ничего не станется, однако, полагаю, сей щеголь поумнее будет.
Записки императрицы:
Чарльз Камерон заканчивает двухэтажный корпус с холодными банями на первом этаже и Агатовыми комнатами на втором. Оттуда, через овальную лоджию можливо выйти в Висячий сад. Очень красиво сочетание яшмы и агаты, коий посоветовал Александр Ланской. Мною велено перенести сюда и узорчатый паркет из его покоев, дабы оное напоминало мне, что Александр Дмитриевич по нему ходил.
* * *
На место Шарля де Сен-Жоржа, маркиза де Вернака, не самого удачливого полномочного французского посла в Санкт-Петербурге, был прислан молодой, тридцати лет, граф Луи-Филипп де Сегюр. Рослый, подтянутый красавец-француз появился в столице не ко времени: императрица никого не принимала. Колиньер, поверенный в посольских делах, убедил де Сегюра, что императрица не принимает его, понеже весьма опечалена недавней смертью генерал-адъютанта Александра Ланского, коего сильно любила.