Время переменных. Математический анализ в безумном мире (Орлин) - страница 108
Ничего не могу поделать с собой и задаюсь вопросом: где же восторженные рукоплескания в адрес решения интеграла Гаусса? Я пишу в Twitter:
Мне нравится тождество Эйлера так же, как музыка Beatles – с робким чувством того, что, возможно, они привлекают слишком много внимания.
Но интеграл Гаусса! Посмотрите на эту красоту, ребята! Это Moody Blues[70] всех уравнений с е и π!
Это только одна проблема. На самом деле я не знаю, почему эта формула верна.
Мне нравится считать себя любопытным исследователем. Также мне доводится жить с профессиональным математиком, в чьем разуме по полочкам разложено множество знаний, которыми я не обладаю. Но – и в этом парадокс моей семейной жизни – эти точки не соединяются. Я почти никогда не прошу жену чему-то меня научить.
Возможно, у меня просто нет такой привычки. Возможно, асимметрия обучения не согласуется с динамикой брака. Возможно, я менее любопытен, чем мне кажется, или во мне больше глупой гордости. Или, может быть, за время, прошедшее с 2003 г., я перестал быть ребенком, который всегда старается понять смысл любой шутки, и стал взрослым, который притворяется, что и так все понял.
В любом случае, сегодня я спрашиваю.
Тарин улыбается, берет купон со скидкой на крем-сыр и на обратной стороне показывает мне, как решается интеграл Гаусса. Возведите все в квадрат, примените теорему Фубини; переведите в полярные координаты, и – вуаля – результат налицо. Квадратный корень из π.
– Так интеграл неберущийся, – говорю я, – за исключением одного случая, когда он таким не является.
Где-то среди 10 000 ложек затесался один нож.
– О, – выдыхает Тарин, переворачивая купон, – нам не нужен был крем-сыр?
Я встаю, чтобы проверить содержимое холодильника, и это мгновение исчезает в вечности.
Заметки из класса
Когда я впервые задумался о написании этой книги, мне представлялась линейная подача материала – нечто вроде продвинутого курса математического анализа с картинками. Таким был путь, который я прошел, будучи студентом и учителем, единственный известный мне путь, имеющий смысл. Но чем дальше я шел по нему, тем мне было противнее. Мне была нужна дорога из желтого кирпича, с яркими красками и волшебством, а то, что я делал, больше напоминало путь по отделам магазина «ИКЕА». Наконец я понял намек, изменил план и начал собирать истории. Некоторые из них соединяют вводные темы (например, Риманова сумма) с продвинутыми (интеграл Лебега). Отдельные темы (скажем, «Рождение математического анализа») превратились в сквозных героев повествования, снова и снова появляясь как абзацы-камео. Некоторые центральные темы (например, «Ряды Тейлора») исчезли вовсе. То, что я представлял себе как классическую нить жемчуга, превратилось в калейдоскоп.