– Узрейте Великого! Повелителя, Властелина, Хранителя! Отца и Мать нашего народа! Уцубимна Аранату Отиоло!
На этих словах оно пало ниц, словно в экстазе. Отвернувшись, все сьельсины синхронно преклонили колени, не выпуская плоских клинков. Их длинные косы почти коснулись пола. Я вновь почувствовал отчаянный ужас, понимая, что наконец взгляну в лицо из своих видений. В лицо чудовища, убившего меня.
Князь Араната появился.
У меня отлегло.
Его лицо было другим.
С широкого, как человеческий торс, лица смотрели глаза, которых я не видел во снах. Князь был настоящим великаном, девяти футов ростом и шире в плечах, чем двое мужчин. Его черная броня блестела, как мокрое стекло, серебряные и платиновые кольца на рогах сверкали, как звезды. Его длинный плащ раскинулся за спиной, подобно крыльям, а толстая коса дважды оборачивалась вокруг шеи. При виде его Танаран и все наши пленники опустили головы и задрожали, и никакие попытки наших солдат заставить их смотреть прямо не увенчались успехом.
Из-за Аранаты выступил более стройный, более утонченный сьельсин в похожем одеянии. Он смотрел вниз и не раскрывал рта. Он держал серебряную цепь толщиной с детскую руку. Цепь тянулась к серебряному ошейнику. А в ошейнике…
Бассандер выругался.
Я видел существо в ошейнике прежде, но вживую зрелище оказалось куда страшнее, чем я ожидал.
Кроссфлейн накинулся на Сагару:
– Что все это значит?!
Вечный не ответил, и старый офицер обратился ко мне:
– Марло, что это?
– Женщина, – ответил я замогильным тоном.
Точнее, то, что осталось от женщины. Она была не совсем похожа на ту, что я видел во сне. Та скорее напоминала мою мать, а эта была моложе. Стройнее. Бледная, как молоко, как существо, тащившее ее за собой. На ней не было одежды, если не считать обрывков синего шелка и украшенных самоцветами браслетов на ногах, мешавших ей идти. Грубые красные шрамы покрывали все ее тело. Тянулись по рукам, ногам, внутренней стороне бедер, вокруг рта. А ее руки… ее руки! Они были искромсаны каким-то жестоким хирургом, плоть между пальцами вырезана так, что каждый палец был теперь бесполезным придатком, не способным ни за что ухватиться. Впадины между большими пальцами ног и остальными производили такое же впечатление. Она едва могла идти, даже стоять было для нее мучением.
В глазах не было выражения, только слезы.
Ее душа умерла.
Райне Смайт взяла Кроссфлейна за плечо, чтобы утихомирить.
– Добро пожаловать, князь Араната, – сказала она. – Я дама Райне Смайт, рыцарь и трибун Четыреста тридцать седьмого легиона Центавра, третьей когорты под командованием сэра Леонида Бартоша. Я здесь старшая.