И Гхена, который умер.
– Я не знал, что сказать, – начал я, запинаясь так, как знакомый всем Адриан Марло никогда не запинался. – По правде говоря, до сих пор не знаю. Но сегодня за нашим столом – свободный стул, и он останется таковым навсегда. – Я был не в силах смотреть друзьям в глаза и сосредоточился на собственном отражении в яркой панели на стене за Хлыстом и Паллино. – Он погиб столь же храбро, как и жил. Голыми руками разорвал двух чудовищных врагов. Это я послал его вниз на поиски выхода. Он не спорил с моим решением, хотя, Земля знает, наверняка бы мог. Но он пошел…
Я лукавил. Гхена погубил обман. Обман и трусость. Его застрелил в спину прикинувшийся другом Крашеный, пока Гхен боролся с ужасными СОПами. Я слукавил, чтобы возложить вину на себя.
– Мне стоило быть расторопнее, – сказал я. – Если бы я отправился с ним…
– Так, Адр, – перебил меня Хлыст, единственный среди присутствующих, кто сам участвовал в этих трагических событиях. – Ты ни в чем не виноват. Гомункул все равно убил бы Гхена после того, как захватил тебя. Ты не мог ему помешать.
Я грустно улыбнулся, но не стал настаивать, что виноват, лишь покачал головой:
– Гхен был хорошим человеком. Не всем нравился с первого взгляда, но если уж нравился, то навсегда. – Передо мной встало его смеющееся лицо: сначала – в антураже колизея, затем – в сумраке кабинета Крашеного. Я так сжал руку на кубке, что костяшки пальцев побелели. – Он пожертвовал жизнью ради нас. Не он один, но он был нашим другом. Моим другом.
Я нашел силы взглянуть на Паллино и Элару. На Хлыста. Кубок, когда я его поднял, показался мне неизмеримо тяжелым. Как будто в нем была вся содержащаяся в человеческом теле кровь, а не вода.
– За Гхена. Мы больше никогда его не увидим.
– За Гхена! – воскликнули остальные.
Читатель, сложно найти слова для мертвых, когда ты не религиозен. Нельзя сказать, что покойный отправился в лучший мир, что теперь он счастливее, – хотя, возможно, порой умереть лучше, чем страдать в нашем мире. Нельзя помолиться, можно разве что зажечь поминальную лампаду и отправить ее в небо. Прошло много времени, прежде чем мне удалось попасть в святилище и зажечь лампаду за Гхена. А когда это случилось, его лампада была лишь одной из многих, что я отпустил в небеса. Кажется, Ород[4] сказал, что первым достижением цивилизации, моментом, давшим рождение культуре, были первые похороны, проведенные древними пигмеями, нашими предками. «Почести, которые мы оказываем мертвым, – пишет он, – это яркая черта, отделяющая человека от того, что было до человека. Человек не оставляет мертвых гнить, он сжигает их, хоронит или возводит им усыпальницы, сохраняя тело и память об ушедших. Такова цивилизация. Ее фундамент – могила».