«Можете не рассказывать, я уже и так все знаю, — подумала я. — Когда я была в университете, он учился кататься на велосипеде. Зимой он играет в видеоигры или гоняет на горном велосипеде. Он не думает о деньгах или о боге. Он свободно ходит по школьным коридорам и, входя в класс, точно знает, с кем будет сидеть; и в его комнате пятиярусный книжный шкаф. Я представляю, как воскресными вечерами вы ужинаете все вместе, и иногда — я вижу это — вы не расходитесь и продолжаете сидеть за столом, хотя все уже съедено, разговариваете о крикет-клубе или предстоящей неделе. Я больше не буду ничего о нем спрашивать. Теперь я знаю все».
— Нет, — сказала я. — Все нормально.
Она уже начала закрывать дверь и одновременно следила за мной — я видела ее голову сначала в широком промежутке между дверью и косяком, а затем уже в узенькой щели между ними же. Я знала такую любовь. Свирепую до мелочей. Миссис Кёрби нужно было убедиться, что я ушла.
— Но все равно спасибо.
* * *
Ночь казалась бесконечной, крик ребенка, разносившийся по коридору, становился все громче и громче. Вдруг дверь открылась, и в нашу комнату нырнула Мать.
— Девочки, — сказала она. — Девочки, мне нужна ваша помощь.
В ее руках — ворох тряпья, а в него завернут ребенок — извивающийся, дрожащий комочек. Она опустилась на колени посреди Территории и выпутала его из тряпок, затем заметалась между нашими кроватями, ослабляя веревки, которыми нас привязали.
— Девочки, — повторила она. — Вы должны заставить его перестать плакать.
Она смотрела то на меня, то на Эви.
— Пожалуйста!
«Младенцы — это здорово», — подумала я.
У нас всегда был какой-нибудь младенец. Мне нравилась их мягкость, нравилось, как чудно они дергались. Они всегда смеялись, во что бы я с ними ни играла. Я подняла ребенка и положила его себе на колени.
— Эй! — позвала я его. — Эй!
Он таращил глазенки, смотрел куда-то мимо меня, через потолок и через крышу. Я подумала: как-то странно видеть его вот так — здесь. Что-то было не так. И я поняла: я не видела его очень давно. Какое-то время назад я перестала осознавать мир за пределами нашей комнаты. Наклонившись, пощекотала носом его нос. От него пахло этим домом: старой, грязной одеждой, немытыми тарелками, дерьмом.
— Почему же он не прекращает?! — воскликнула Мать.
— Ку-ку, — сказала Эви, выглядывая из-за моего плеча.
— Уже несколько дней… — сказала Мать. — Ваш отец…
И она оглянулась на дверь.
— Ты же у нас умная, — обратилась Мать ко мне. — Придумай что-нибудь!
Я прижала ребенка к себе. Его головка лежала у меня на плече. Он все равно плакал.